Публикуем цикл статей из “Петербургского листка” о затонувшем в 1895 году на Оке возле села Редькино пароме, что унесло жизни около 50 человек. Основная авторская статья – Из истории г. Озеры и Редькино: о катастрофе на пароме на Оке в 1895 г.
“Катастрофа на Оке” – серия статей в “Петербургском листке” (1895 год)
Часть 1.
Кто мог думать, что престольный праздник и ярмарка в селе Озерах, по ту сторону Оки, может иметь такой нежданный финал.
Часть I цикла статей “Катастрофа на Оке”, опубликована в “Петербургском листке”, № 268 от 30.09.1895, стр. 2. Ниже приводится текст источника (заголовки авторские (Stupinsky.ru)).
Еще… Еще… Тридцать… Сорок… Еще три… Еще четыре… Боже!.. Когда-же конец?! Сколько-же их всех?! Перо бессильно передать впечатление этих ужасных картин. Неводами, баграми, сетями вылавливают из Оки труп за трупом – и один страшнее другого! Посиневшие, с искаженными от страха и страдания лицами, скорчившиеся так, что нет возможности разжать члены тела. Молодые, пожилые, старые, мужчины, женщины. А кругом… Как тени бродят мужья, жены, отцы, матери, дети. Много, много детей. Бродят со слезами, рыданиями. Простой сельский священник из посада Редькина, отец Николай, бродит в черной рясе среди штабелей мертвецов, напутствует столь трагически усопших и… старается утешить осиротелых. Но как утешить семерых малюток, потерявших отца и мять, вдову с грудным младенцем, лишившуюся кормильца-мужа, старика полуслепого, потерявшего обоих взрослых сыновей, мужичка, оплакивающего жену, оставившую ему пятерых малюток — из них старшей 6 лет, а младшему четвертый месяц! Язык не поворачивается говорить этим людям банальные фразы утешения, когда видишь их помутившиеся взоры, их беспомощное, безысходное отчаяние. Вчера 42 покойника развезены по домам села Редькина, а 6 лежат еще на берегу Оки. Избы и дома соседних селений походят на какие-то кладбища. Почти нет дома без покойника. Так бывало прежде, в холерную эпидемию, но тогда народ ждал потери близких, был приготовлен к десяткам покойников. А теперь? Кто мог думать, что престольный праздник и ярмарка в селе Озерах, по ту сторону Оки, может иметь такой нежданный финал.
Да, читатель, редко бывают такие, воистину трагические, минуты!! Постараюсь в последовательном порядке передать свои впечатления.
Наше российское телеграфное агентство не нашло нужным сообщить даже лаконически о гибели 100 человек па Оке. Случайная телеграмма о катастрофе была получена в Петербурге только 25-го Сентября, и в тот же день с курьерским поездом Николаевской дороги я выехал на место гибели парома. На несколько часов я остановился в Москве, рассчитывая в редакциях здешних газет получить какие-либо подробности, но оказалось, что никто ничего не знает, хотя катастрофа произошла в расстоянии 4 часов езды от Москвы.
Вчера вечером я достиг села Редькина и с рассветов сегодня 27-го Сентября был на берегу Оки.
Перо не подымается описывать живописный вид быстрой реки, несущейся среди зеленеющих еще холмистых берегов и далеких полей, окаймленных лазуревым горизонтом. Стоны и рыдания кругом производят и на постороннего человека удручающее впечатление. А солнце светит так приветливо, спокойно. Ока бежит, беззаботно играя в своей зыби лучами совсем летнего солнышка.
Природа не разделяет горя и уныния, парящего среди окрестных обитателей. Напротив, редко где в России можно видеть такие сытые, довольные села. Кругом большие огороды, обильные рыбные ловли, громадные фабрики. Казалось бы, здесь совсем не место, в такую чудную погоду, проливать безутешные слезы. Но это только кажется, а на самом деле сегодня во всей России нет более скорбного утра, как в селе Редькине! И точно, великое горе! С самого раннего утра наслышалось печальное “со святыми упокой” и эхом разнеслось по окрестности и, перемешиваясь и с воплями, рыданиями и возгласами осиротевших. Десять возов с досчатыми гробами потянулись к белому сельскому храму. За каждым возом шла группа рыдавших и стонавших. Плакали посторонние, плакал и сам священник.
Как потерпел крушение паром Карякина
В Москве мне говорили, что праздничное веселье и была главною причиною катастрофы.
Это неправда! Здесь, на месте, все единогласно утверждают, что пьяных вовсе не было на пароме! Причина — переполнение парома народом.
Вот рассказ очевидца-рыбака, который видел всю катастрофу от начала до конца, принимал участие в спасении утопавших и до сих пор дрожит от ужаса при одном воспоминании. Это мужичок Каширского уезда Никита Мочалин, занимающийся рыболовством на Оке около 30 лет; от роду ему лет 50, добродушный, простой и непьющий мужичок. Вот приблизительно, что он рассказывает.
“Паром шел медленно, тяжело, накренившись на один бок. Толпа в тесноте двигалась волной, и все накренивалась на один бок. Течение тут быстрое. Тоже, значит, наваливало. Ну, левая-то лодка и черпнула воды. Как черпнула — паром, значит, повернулся ребром”.
— Было совсем уже темно… вечер стоял туманный, пасмурный. К парому (после я опишу устройство этого допотопного способа переправы) стекалась масса народа, но исключительно с той стороны (за Окой). Все это были наши фабричные и крестьяне (села Редькина и др.) возвращавшиеся домой с ярмарки и праздника. Пока паром возвращался от нашего берега пустым, на противоположном берегу стояла уже толпа не менее 300 человек. Видеть хорошо я не мог и точного числа утверждать не берусь, но при свете фонарей паромной пристани ясно было видно очертание толпы, но я утверждаю, что было до 300 человек. Едва паром причалил, как толпа кинулась с криками и визгами. Много было женщин, которые, хотя и кричали от толкотни, но все-таки лезли. Рабочий парома, собиравший деньги с пассажиров, не протестовал против переполнения. Напротив, он позволял цепляться даже за наружные стенки парома! Только что перед этим, паром перевез такую же массу пассажиров – и ничего! Благополучно! Когда паром, на этот раз, отвалил, на берегу осталась кучка пассажиров. Все не влезли, несмотря на попустительство заведующих перевозом. Надо вам заметить, что иногда на паром ставят тройки две лошадей и столько же пассажиров; лошади пугаются, бьются; их ничем не огораживают – и ничего! До сих пор Бог миловал!
А тут, знать, надо быть греху! И лошадей не было, а вот поди!
— Дальше.
— Паром шел медленно, тяжело, накренившись на один бок. Толпа в тесноте двигалась волной, и все накренивалась на один бок. Течение тут быстрое. Тоже, значит, наваливало. Ну, левая-то лодка и черпнула воды. Как черпнула — паром, значит, повернулся ребром. Народ повалился в воду. Что тут произошло — не расскажешь! Я бросился по берегу. Лодок нет, другой паром не сдвинешь. Стал кричать. Тут были другие рабочие, крестьяне — тоже стали кричать. А в воде люди барахтаются, вопят. Стали мы кидать с берега бревна в воду. Бревна-то кому на голову попали, пришибали, значит, зато другие хватались за них. Кой-кто спасся. Выходили на берег, а большей частью не доплывали!
— Далеко от берега опрокинулся паром?
— Саженей 12. Вот тутотж. – он указал рукой на самую быструю часть Оки, имеющей здесь ширину до 100 сажень.
— Неужели не могли выплывать так близко?
— Течение очень сильное здесь. Не справиться. Особливо бабам.
— Разве так быстро относило?
— Эвона, где спасали некоторых, – указал он рукой на лесок в 150 — 200 саженях от места крушения.
— А спасательных кругов, багров или лодок не было у перевоза?
— Ни-ни… Никогда ничего не бывало! Бог миловал. Лодки прежде были здесь, да их накануне увели.
— Зачем?
— Не могу знать.
— Сколько же по твоему расчету утонуло?
— Больше 100.
— А трупов вынуто только 48?
— Эх, барин, да где же все трупы-то вытащишь?! И так многих вытащили в 5—6 верстах отсюда, а другие, поди, еще дальше ушли! Да не все и выплыли! Теперичка многих сродственники не нашли. Где же они? Коли не утонули — им некуда бы деваться!
— А многих не разыскивают.
— Многих. Да вот смотрите, сколько бродит народа — все ищут. По берегу Оки, действительно, как тени, двигались мужички и бабы с детьми. Они не сомневались уже в трагической потери своих близких, но им хотелось взглянуть на дорогие трупы.
— Послушай, Никита, нельзя ли мне повидать кого-нибудь из бывших на пароме к спасшихся. Пусть расскажет, что помнит.
— Отчего же. Да мой сусед спасся на бревне. Он вам все расскажет.
— Хорошо. Приведи его сюда, ко мне.
Никита пошел разыскивать, прошелся еще раз по берегу. Одно с очевидностью ясно, что катастрофа застала всех участников совершенно врасплох. Казалось бы, такое предприятие, как перевоз через Оку, среди фабрик и сел, не должно покоиться на одном авось! Я не говорю уже, что на месте происшествия не оказалось ни доктора, ни фельдшера, ни запасных рабочих, ни даже лодки или спасательного круга. Но почему для нагрузки парома не установлено никакой нормы? Почему фабрикант Карякин, содержащий перевоз, не позаботился иметь, на всякий случай, хоть лодку с гребцом? Почему паромные лодки были не осмолены? Почему с фабрики Карякина не было подано утопающим никакой помощи? Много рождается разных вопросов, но, к сожалению, все такие вопросы выплывают на свет Божий только после катастрофы – и выплывают для того, чтобы вскоре быть забытыми опять до новой катастрофы.
Через Оку, в пределах Каширского уезда, имеется уже пять переправ, и все в таком же точно состоянии. Есть еще более примитивные.
— 11 ничего, – говорит Никита, – Бог хранит!
Никита не понимает, что подобное “Бог хранит” граничит с кощунством, но тому, кто понимает, следовало бы несколько дороже ценить человеческую жизнь.
Я обратился к г[осподину] исправнику Каширского уезда с просьбой сообщить мне полный список извлеченных трупов. До сих пор 1 извлечено 29 женщин и 18 мужчин, главным образом, фабричные рабочие здешних фабрик.
Поступило заявлений о без вести пропавших 22 женщинах и 16 мужчинах.
Эти числа, разумеется, не окончательные. С одной стороны, из числа заявленных, могут оказаться благополучно здравствующие, а с другой — вероятно, есть и запоздавшие заявления.
Завтра я получу поименные списки и разберусь в них, чтобы выяснить число оставшихся без своих кормильцев.
Еще одна цифра: при содействии крестьян села Редькина извлечено из воды 52 женщины и 27 мужчин, из которых двое умерли, а один подает слабые надежды на выздоровление. Если число бывших на пароме определится двумя стами, то спасено немного. Впрочем, эта цифра может быть преувеличенной. Во всяком случае завтра или послезавтра мне удастся получить более или менее точные цифры.
Спешу сообщить, что под председательством тульского губернатора В. К. фон-Шлиппе образован комитет для помощи осиротелым семьям погибших. Таких семей и теперь уже достаточно. Положение их воистину плачевное. Есть семьи, потерявшие отца и мать, так что малютки-дети остались буквально под открытым небом. Есть вдовы с многочисленными детьми, тоже без всяких средств, потому что жили на фабричный заработок главы семейства. Есть, наконец, престарелые деды и бабы, оставшиеся со внуками и внучками, ползающими по полу осиротевшей и опустевшей избы. Ах, сколько горя и отчаяния благодаря нашей всероссийской халатности.
Часть 2. 28 сентября
Часть II цикла статей “Катастрофа на Оке”, опубликована в “Петербургском листке”, № 269 от 01.10.1895, стр. 3. Ниже приводится текст источника (заголовки авторские (Stupinsky.ru)).
Список погибших при крушении парома Карякина у села Озеры в 1895 году
Спешу прежде всего дать читателям полный официальный список деревень Каширского уезда, облекшихся теперь в траур, и список погибших. Сегодня окончательно установлено, что на пароме в момент крушения находилось 178 человек, из которых 68 спаслись сами, 60 были спасены, 43 утонули и 7 не разысканы. Из числа заведомо утонувших 42 трупа извлечено и один разыскивается (молодая жена новобранца солдатка Мария Сергеева Розанова, 21 года; ее видели на пароме с сестрой, труп сестры извлечен, а ее – нет). Все погибшие — рабочие местных фабрик. Список любезно передан мне Озерковским исправником капитаном К. С. Энгелейко.
Село Большое Руново потеряло: 1) Степана Герасимова, молодого хозяина, 38 лет, оставившего без всяких средств вдову с малолетними детьми; 2) Ивана Петрова, 31 года, недавно женившегося и кормившего жену с ребенком и родителей; 3—5) целая семья Барковых: супруги Андрей и Анна и отец Егор; 6) Мария Семенова Розанова, молодая женщина, оставившая мужа и детей; 7) Татьяна Иванова, 25 лет, оставившая мужа, который помешался с горя над ее трупом; 8) Василиса Степанова, молодая девушка, едва достигшая 17-летнего возраста и сделавшаяся поддержкой семьи, очень бедной; 9) Андрей Павлов Бороненков, молодой 28 летний парень, кормилец 14 душ!
Село Малое Руново: 1—2) отец и дочь Крендельщиковы, работавшие вместе на мануфактуре Щербаковых: дома оставались малолетние дети, потерявшие недавно мать: теперь они потеряли отца и старшую сестру; положение ужасное; 3 —6) три молодые девушки, работницы семей, и мальчик – опора больного отца: Домна Алексеева, 16 лет, Дарья Васильева, 15 ½ лет, Настасья Егорова, 16 лет и Михаил Андреев, 15 л.; горе родителей, лишившихся подростков-детей трудно описать; 7) Анна Федорова, молодая 27-летняя сноха, на которой держалось хозяйство, и 8) Степан Захаров, 39 лет, оставивший вдову с 5 детьми.
Сельцо Воскресенское потеряло четырех жертв: Александра Григорьева, 33 лет, кормильца жены и детей; Павла Гусева, парня 22 лет, единственного в семье сына; Татьяну Маркелову, девушку 18 лет, и Марию Смирнову, 16-летнюю дочь вдовицы.
Сельцо Знаменское потеряло пять жертв, из них двух кормильцев семей — мужей, и трех отроков, помогавших родителям: Александр Баранов и Степан Гусев оставили 9 сирот: Александр Николаев, 15 лет; Наталья Лазарева, 17 лет, и Ульяна Васильева, 16 лет, оплакиваются родителями.
По две жертвы приходится на села: 1) Редькино, потерявшее двух молодых баб, двух Федосий: Федорову и Нестерову; первой 28 лет, второй 32, обе замужние, обе имеющие детей; 2) с. Грабчинок потеряло молодого парня Ивана Степанова и «хорошую» бабу Степаниду Игнатову, 30 лет, которую оплакивают даже соседи; 3) село Баскач потеряло хозяина и семьянина Степана Степанова, 28 лет, и девочку-работницу Василису Викторову, 15 лет; 4) село Таптыхово потеряло отца двух малюток Василия Никитина, 30 лет, и молоденькую девушку Устинью Антоновну Зотову, 18 лет, оставившую больного отца без всяких средств к существованию.
По одной жертве потеряли следующие села: 1) Богатищево —молодую женщину Анну Васильеву, 22 лет: 2) Горки— мать троих детей Ольгу Андрееву, 24 лет; 3) Зубово —молоденькую девушку Марью Захарову, 16 лет; 4) Грабчинок — Степаниду Игнатову, 31 года; 5) Новоселье — Захара Григорьева, 28 лет; 6) Круглинок — Авдотью Константинову, 26 лет; 7) Пурлово — мальчика Федора Русакова, 15 лет, и, наконец, 8) село Андреевское потеряло девочку Дарью Дмитриеву, 15 ½ лет.
Все 42 жертвы работали, как я упомянул, на фабриках-мануфактурах в Озерах братьев Щербаковых и братьев Моргуновых (четыре фабрики). Все рабочие, в числе 178, возвращались домой за Оку в перечисленные села с гостинцами и обновками, чтобы провести в семье воскресный (24 сентября) день.
Как произошло крушение – рассказ рабочего парома
Рабочий парома, потерпевшего крушение, крестьянин Егор Федоров, спасшийся в числе остальных рабочих, рассказывает о катастрофе следующим образом. Его рассказ подтверждается показаниями других спасшихся и вполне совпадает с протоколом полицейского дознания, почему я и привожу этот рассказ, как самый достоверный, хотя у меня записано более десяти рассказов очевидцев.
— Это было около 8 часов вечера. На «озеровском» берегу собирались фабричные из наших сел и махали, требуя парома. Оба парома были на «редькинском» (каширском, т. е. правом) берегу Оки, но дядя Василий (старший приказчик парома, каширский мещанин Василий Семенов Алексеев) не торопился.
— Успеют, говорит, – не важные господа. — А им-то, родимым, охота всем скорее домой: прошли от Озер до парома 5 верст, голодные, усталые, стали громко кричать:
— Давай, да давай! Толпа все увеличивалась. Дядя Василий приказал гнать один паром.
— Буде с них!
— Пошто не два?!
— Буде с них!! — Мы погнали паром. Не успели причалить, народ хлынул. Страсти набралось народа! Не только шевельнуться — дохнуть нельзя было народу! Человек 200 забралось (официально 178). Народ сам стал говорить:
– Много сажаете!
Но дядя Василий отвечал: «Стойте смирно — всех перевезу» (эта классическая фраза занесена целиком в протокол).
Стали отчаливать. Лодки (на которых устроен паром-помост) стали почти с краями наравне в воде. Канат едва-едва можно было тянуть. На Оке тишина была – не шелохнется! Месяц не взошел, тучи заволокли небо, так ,что не видно было ни зги. Пока мы чуть-чуть двигались, лодки стали черпать воду. Вода пошла из уключин. Я перепугался, кричу дяде Василию. И он смекнул, что дело неладно. Перепугался народ. Бабы стали голосить, а темень непроглядная, жутко всем.
— Братцы, обратился дядя Василий к пассажирам, – помогите канат тянуть.
До берега оставалось сажен 10. Самое глубокое пучинистое место Оки. Кабы все смирно стояли, паром, может статься, и дошел бы; но после приказа дяди Василия несколько человек прыгнули в лодки. Вода еще пуще пошла, а паром сильно накренился на правый бок. Толпа пришла в ужас и как стадо овец шарахнулась на противоположную сторону. Никому валиться не хотелось. Как только толпа подалась налево — перила парома разлетелись, и человек 20 бултыхнулось в воду вместе с обломками перил.
Поднялся настоящий ад! Я не могу и описать, что произошло… А паром садился все ниже, погружался на дно Оки. Все спасались, кто как мог! Одни вплавь пустились до берега, другие прямо очертя голову скакали в реку, третьи искали спасения на самом пароме и, сидя по горло в воде, терпеливо ждали помощи. Эти-то последние вернее всех спаслись на поданном пароме, но зато каждую минуту рисковали, что вода закроет их с головой. Я вместе с дядей Василием и другими рабочими спасался по канату. Перебирая руками канат, мы приближались к берегу, хотя двигались медленно, потому что многие из утопавших хватались за нас и тянули ко дну. С берега бросали бревна, доски, толкали паром, но пуще всего кричали, кричали все без умолку и только сбивали всех. Коли все дружно и тихо стояли бы на затонувшем пароме — все остались бы живы. А тут вышла каша, настоящая каша! Всю ночь происходила на берегу страшная сумятица. Ловили и вытаскивали трупы, плакали, выли, кричали… Народу было — пушкой не прошибешь! Несколько девок вытащили живыми, а на берегу они скончались. Не удалось ни одну откачать!
Егор кончает свой рассказ. Когда я повторил все это исправнику Энгелейко. последний отвечал:
— Совершенно верно! Так именно значится и в ваших протоколах. Все очевидцы передают именно эти подробности.
О приказчике парома – дядя Василий
Мне захотелось повидать дядю Василия, этого главного виновника катастрофы, изрекшего классическую фразу — «всех перевезу».
Василий живет на берегу Оки в избушке, почти не выходя из нее. Он потрясен и убит, так, что не похож стал на себя, даже как-будто заговариваться стал. Это пожилой, добродушного вида мужичок. Сидит, понуря голову целые дни, и плачет. Больно «жаль» ему народа! Ни за что погубил полсотни душ! Какой это виновник?! Двадцать лет перевозит и все было благополучно! Никто не говорил ему ни о норме груза, ни о мерах предосторожности! Теперь паром точно измерили, определили maximum нагрузки, а до этого ничего. Почему же дядя Василий должен был знать, какова грузоподъемная сила у парома?!
Немного о семьях погибших
Странная все-таки и загадочная эта катастрофа! На Оке, которую здесь чуть ли не в брод переходят и за реку не считают, гибнет 50 человек, а 130 едва уносят ноги. Могли ведь и все 178 погибнуть. Причина крушения остается неразгаданной, а самое крушение каким-то малопонятным, невероятным, небывалым. Надо было слышать сегодня раздирающие душу вопли рабочего Бороненкова над трупом молодой жены, чтобы оценить весь ужас катастрофы. Вот уже пятый день со времени крушения парома, а вопли и стоны не прекращаются. Да и скоро ли они прекратятся, когда осталось столько осиротелых семей?!
Вдова погибшего Павла Басова с малолетними детьми все настойчиво просит положить и ее в одну могилу с покойником. Ее уговаривают, успокаивают, но она твердит одно и то же:
— Не могу, не могу без него жить!
И точно. Как она будет жить с четырьмя малолетками, без угла, без крова и без гроша за душой?! Ни работать нельзя с детьми, ни побираться Христовым именем.
Розанов тоже безутешен, бьет себя в грудь и повторяет имя дорогой покойницы. Оказывается, что он бился до изнеможения сил, разыскивая жену в водовороте, и с надеждой, не спаслась ли она сама, выплыл на берег. Увы, надежда оказалась тщетной, хотя тело утонувшей долго не могли найти. Наконец, нашли, и бедняк не может оторваться от синего, раздувшегося трупа.
Но еще прискорбнее участь семьи Баркова. Он возвращался домой с отцом и с женой. Видя толпу народа, бросившегося на паром, он решил было остаться до следующего рейса, но жена уговорила:
— Дети дома одни, надо спешить, люди идут, чего же нам-то зевать!
И они «уцепились» за паром. Уцепились для того, чтобы погибнуть в объятиях друг друга.
— Как же теперь-то малютки остались? – поинтересовался я.
— С полуслепой дряхлой бабушкой, без всяких средств существования.
Откачивание тонувших
Из сведений, сообщенных мне становым приставом, оказывается, что человек 8 —10 были вытащены с признаками жизни; но народ «закачал» их. «Откачивание» утопленников, несмотря на давно доказанный вред этой системы «спасания», пользуется здесь исключительными правами гражданства. Несмотря на протесты урядника, мужички энергично «откачивали» всех бывших с признаками жизни и, разумеется, «закачали» всех на тот свет! Был спасен только один, которого приводил в сознание фельдшер. Две женщины из деревни Редькина успели доплыть до самого берега, но здесь, захлебнулись, и пошли ко дну; их вытащили и «закачали». Жаль, что общество спасания на водах не распространяет по Волге и Оке своих наглядных картин спасания утопающих. Эти картины принесли бы здесь большую пользу, потому что несчастные случаи на Оке вообще не редкость. Следствие по делу о крушении парома ведется судебным следователем очень энергично.
Экспертиза парома
Вчера производилась экспертиза парома начальником дистанции московского и округа путей сообщений инженером Поляковым. Оказалось следующее: паром – почти новый, исправный, годный вполне – для употребления; он состоит из помоста (доски сколоченные), укрепленного на двух больших (13 аршин) лодках; получается плавучий плот около 16-ти квадратных аршин; кругом плота — перила, состоящие из жердей на тонких подпорах; одна сторона перил съемная, то есть отодвигается дли приема лошадей, тяжестей и людей; в носовой части лодок устроены блоки, по которым тянут канат, и таким образом двигают паром; канат укреплен на берегах и опущен в воду, кроме той части его, которая, постепенно передвигаясь, лежит на носу паромных лодок. Таких паромов два. На основании произведенных опытов выяснено, что паром свободно вмещает 100 человек или 350 пудов груза. Максимум подъемной силы 140 человек. А так как в момент катастрофы на пароме было 178 человек, то он неминуемо должен был затонуть. Таково заключение экспертизы. При этом установлено:
1) что можно было в виду скопления пассажиров подать оба парома, а подали один;
2) все лодки, которых обыкновенно бывает при пароме три, были уведены и заперты на фабрике Корякина; 3) что второй паром подвигали к месту катастрофы слишком поздно, и затонувший паром попал под нею, в каковом положении и быль найден после катастрофы;
наконец, 4) что паромная переправа в настоящем месте Оки не может считаться желательной и необходимо скорейшее сооружение моста.
— А знаете ли, говорит мне один здешний фабрикант, что недавно (в 1893 г.) мост здесь быль, даровой мост, сооруженный на свои средства инженером Китаевым.
— И где-же он?
— Уничтожили!
— Уничтожили? Почему?!
— Потому что он лишал дохода содержателей перевозов!!
— Вы шутите?!
— Не угодно ли я вам официальную справку дам!
И дал! Действительно, г. Китаеву приказали убрать выстроенный им прекрасный плашкоутный мост 2. Эту почти невозможную историю я расскажу в следующей корреспонденции, а пока надо кончить — второй звонок почтового поезда.
Часть 3. 29 сентября.
Часть III цикла статей “Катастрофа на Оке”, опубликована в “Петербургском листке”, № 270 от 02.10.1895, стр. 2. Ниже приводится текст источника (заголовки авторские (Stupinsky.ru)).
Село Озеры в 1895 году
Скажу несколько слов о самой местности, в которой произошла катастрофа. Это один из благодатных уголков нашего обширного отечества. Ночной поезд Московско-Рязанской железной дороги доставил меня в Коломну, а оттуда проложена особая ветвь в 37 верст на Оку или, правильнее сказать, в Озеры, отстоящая от Оки на 6 — 7 верст. Из Коломны поезд отправлялся в 5 часов утра и, двигаясь со скоростью петербургского извозчика, мы к 8-ми часам утра достигли Озер — громадного фабричного селения с величественным белым храмом в центре. Четыре громадные мануфактуры Щербаковых и Моргуновых расположились в березовых рощах, кругом села, образуя кольцо. Село Озеры совсем не похоже на наши обычные русские села. Дома двухэтажные, с резными украшениями, садиками, балкончиками… На окнах занавесочки, цветы. Некоторые дома каменные. Не будь в конце села отвратительнейшего трактира с продажей питей, Озеры не оставляли бы желать ничего лучшего!
О пострадавших
Мужа-кормильца вчера схоронила… Пришла ликвидировать счета с фабрикой. Ей выдали матрас, подушку и две рубашки мужа.
Все утонувшие на пароме и все пострадавшие от катастрофы работали на этих четырех фабриках. Оказывается, что из числа работающих на фабриках 9/10 принадлежат к жителям сел и деревень за Окой, то есть в Каширском уезде (Ока составляет здесь границу между Московской и Тульской губерниями). Так как ходит ежедневно 14 —20 верст невозможно, то каширские работники и работницы ночуют при фабриках в Озерах и ходят домой в деревни только по праздникам. Катастрофа произошла именно в субботу вечером, когда толпы каширцев спешили переехать на пароме к домам; от Озер до Оки верст 7, да от парома некоторым идти верст 10—15, и потому неудивительно, что рабочие спешили, торопились. При фабриках женщины живут отдельно от мужчин; каждый и каждая из них имеют собственную постель, подушку, узелок с вещами. Когда я ходил по фабрикам, то как раз происходила раздача “наследства” и “пособий”. За душу хватающая картина!! Пожилая женщина с двумя детьми на руках и третий за ручку, вся в слезах, истомленная, измученная, пришла к Щербаковым. Мужа-кормильца вчера схоронила… Пришла ликвидировать счета с фабрикой. Ей выдали матрас, подушку и две рубашки мужа.
— Все, – говорит сторож.
— А денег не будет?
— Он расчет получил. Иди в контору.
В конторе таких вдов и матерей много. Управляющий фабрикой Щербаковых объявил, что, снисходя к безвыходно тяжкому положению осиротелых людей, управление решило придти на помощь и раздать пострадавшим… пятьдесят рублей. Да! Целых 50 рублей! Но так как число пострадавших еще точно не установлено и по скольку из этой суммы придется на каждого – неизвестно, то временно всем выдается по рублю.
Сначала мне показалось, что как будто бы сумма 50 руб. невелика, но когда я узнал, что на фабрике Моргуновых ассигновано только 17 руб., то согласился, что Щербаковы отнеслись довольно щедро к горю своих рабочих. Вообще, понятие о щедрости весьма условно. Например, фабрика Карякина, Вы знаете, что злополучный перевоз с паромом существует от этой фабрики, и пресловутый “дядя Василий”, потопивший 43 души, тоже был поставлен от фабрики. Нельзя поэтому сказать, чтобы г. Карякин был “ни при чем” в катастрофе, тем более, что с каждого рабочего он взимает за перевоз 2 коп. (а с лошади 10 коп.). И г. Карякин тоже откликнулся на горе осиротелых покойников: он пожертвовал миткаль на саваны всех покойников и доски для сколачивания гробов. Разве это не щедрое пожертвование?! Не совсем доверяя рассказам мужиков относительно «щедрости» гг. фабрикантов, я обратился к озеровскому становому приставу и от него узнал то же самое: 50 руб., 17 руб., миткаль с досками…
Комментарий Stupinsky.ru:
Становым приставом в городе Озеры на тот момент был Константин Степанович Энгелейко 3.
Частные лица, т. е. служащие, помещики, коломенские обыватели и др., собрали 413 руб. Пока это все. Не менее плачевно было и “наследство”, выдававшееся родственникам после умерших. Почти исключительно мочальные матрасы, рваные домашние одеяла и смена белья.
Сбережений ни у кого никаких. Да и откуда быть этим сбережениям, когда работали на фабриках только члены беднейших сельских семей? Зажиточные мужички не посылали своих дочерей и сыновей на фабрики. До слез трогательно было видеть “наследников”, возвращавшихся с фабрики с узлом тряпок и рублевым пособием. Это последний и окончательный расчет с наследниками! Старики родители, потерявшие кормильца сына или дочь, вдова с деньгами, лишившаяся мужа, муж, похоронивший жену, возвращались рыдающие; некоторые тут же швыряли печальный матрас, который надо тащить двадцать верст. Тяжесть и горечь утраты еще сильнее сказывались при этой мрачной ликвидации.
Конечно, и сторублевое пособие не заменило бы отцу дочь или вдове мужа, но это пособие избавило бы хотя на первое время несчастных от необходимости считаться с голодом, страшной нуждой, нищетой.
— Хоть дали бы время поплакать, – заметила одна старуха, получившая матрас сына и полтинник пособия.
Это “поплакать”, на самом деле, очень благотворно действует на горемычных; но когда тут плакать, когда по миру идти надо: в семье крохи хлеба нет.
Пожилая женщина из Руново
Особенно тяжела участь пожилой женщины из села Руново. У ней восемь человек детей и пьяница муж; последний ребенок— грудной; все они жили на заработки двух взрослых дочерей, и вдруг обе “голубушки” потонули.
Осталось шестеро, старшему десятый год. Несчастная мать выплакала все слезы, смотрит воспаленными глазами тупо в пространство и плохо понимает, что ей толкуют. А ей толкуют, чтобы она брала матрасы дочек и полтора рубля пособия.
— Да и ступай с Богом, некогда с тобой канителиться.
Дети плачут голодные, пропойца муж, кажется, рехнулся, узнав о смерти дочерей, а она… она…
— Да что же я, богатырь какой! – вдруг закричала она. – Не могу, не могу… И зарыдала…
Красавица Груша
А вот старик из Рунова в серой поддевке и лаптях. Морщинистое лицо все блестит слезами, застрявшими в глубоких складках кожи. Он пришел за матрасом красавицы-дочери, такой красавицы, что и в уезде не было! Десять женихов сватали, и Груша 4 не шла, не хотела с отцом расставаться; успею, говорила, мне еще только семнадцать лет. Девка такая “важнецкая”, что и на фабрике зарабатывала за двоих; а уж петь была мастерица, каких и не бывало в Руново. Старик дышал на дочь, наглядеться не мог и… и… и вдруг… утонула… Дают за нее полтину и матрас.
Как выглядел злополучный паром
Куда ни взглянешь — везде заплаканные лица, везде горе, и такое горе, которому, кажется, нет утешения! В Озерах я взял лошадей и поехал к Оке. Дорога лежала сначала селом, а после полями и мелким кустарником. Совсем летняя, солнечная погода, прекрасная перспектива, чудный, благорастворенный воздух—все то как-то стушевывалось при постоянных встречах несчастных осиротелых мужичков или баб, с заплаканными лицами, понуренными головами. Невольно приходилось сосредоточиваться на страшной катастрофе. Ямщик попридержал лошадей перед крутым спуском с горы; лесок миновал, и внизу открылась извилистая Ока.
Неужели здесь погибли люди?! Неужели это Ока похитила столько жертв?! Просто не верится! Какой-то ручей, по которому скользят челноки, а на берегу плещутся ребятишки. При спуске с горы ручей принял вид, положим, реки, во реки вдвое уже нашей Невы, с большими отмелями. Лошади взяли немного левее, за мысок, и тарантас остановился у парома.
— Этот? – лаконически спросил я своего ямщика.
— Этот, – ответил он, угадывая мою мысль.
Очевидно, здесь теперь только и разговора, только и думы, что о неслыханной катастрофе.
Я приказал въехать на паром. Удивительная халатность! Так как берег мелкий и паром не доходить до самого берега, то для пешеходов брошена дощечка, а экипажи въезжают по ступицу в воду. Конечно, опасности тут нет, а все-таки, как бы отсутствие некоторого благоустройства! Паромный перевоз здесь платный, постоянный. Почему же не устроить как следует?!
Вчера я был тут уже четвертый раз за эти дни, и каждый раз приходится балансировать по доске. Вместе со мной переезжали на пароме человек 10. Не скажу, чтобы им было вполне безопасно стоять подле пошаливавшей тройки. Да и мне в тарантасе стало жутко, когда я вспомнил катастрофу и посмотрел на тоненькие жерди, огораживавшие паром; стоит лошадям попятиться, жердь моментально отскочит, и тарантас очутится в Оке.
Какой-то крестьянин верхом на лошади переезжал реку. Лошадь почти все время шла по дну реки; только в двух местах она плыла несколько шагов. Значит, никогда никто не мог бы утонуть, если бы там поставить паром. Зачем же паром устроен на единственном глубоком месте?!
Воля ваша, эту переправу невозможно считать безопасной! В крайнем случае, надо воспретить перевоз одновременно лошадей и людей. Но как воспретить? Кто будет смотреть за исполнением запрещения? В благодатном краю один урядник на несколько верст. Дядя Василий скажет: “стойте смирно, всех перевезу”, а после почешет затылок: “кажинный раз на эфтом месте”.
Крайне неудовлетворительно устроена и тяга. Канат передвигают с одной стороны парома, и другая свободная сторона все поворачивается под острыми углами то к течению, то к тяге каната. Хорошо теперь Ока спокойна, а весной в половодье или осенью в ледоход?! Едва ли это безопасно! Положим, две параллельные тяги стоили-бы вдвое дороже, но тогда не могло бы случиться подобной катастрофы!..
Потом еще замечание: паром как перевоз лишен каких бы то ни было правил. Если дядя Василий с своими помощниками завалится спать, то население должно ждать, пока они встанут: в 9 часов вечера паром привязывается, а сообщение через Оку прекращается до утра; иногда дядя Василий прекращает сообщение и в 8 часов, почему в Субботу народ спешит и рвется на паром, опасаясь по капризу Василия заночевать на берегу. Плата 2 коп. с человека и 10 коп. с лошади тоже произвольна и вполне зависит от усмотрения фабриканта Корякина. Ни число рейсов, ни условия и сроки перевозов не определены никакими правилами, контрактами или кондициями. А между тем этому дяде Василию ежедневно вверяется жизнь нескольких сот, а иногда и тысяч людей! На обоих берегах Оки нет никаких сторожек, никакого присмотра. Все в руках дяди Василия.
Пока мы переезжали Оку, я наблюдал в 200 саженях выше любопытную сцену. Какой-то крестьянин верхом на лошади переезжал реку. Лошадь почти все время шла по дну реки; только в двух местах она плыла несколько шагов. Значит, иногда никто не мог бы утонуть, если бы там поставить паром. Зачем же паром устроен на единственном глубоком месте?! Очень просто: потому что Корякин устроил паром у своего завода. Мужичок, пробиравшийся верхом вброд, не редкость: это происходит ежедневно, потону что для мужичка отдать 12 коп. (с лошадью) за перевозку непосильно дорого, так как он переезжает четыре раза в день, а это 48 коп., т. е. больше его дневного заработка.
Миновав Оку, я был встречен редкинским урядником. Эти дни сюда много приезжает разных должностных лиц. Урядник, тучный с заплывшимися глазами и лоснящимися щеками, подошел ко мне с просьбой познакомиться. Я приказал ямщику ехать по деревням и селам, пострадавшим от катастрофы.
Часть 4. Человечность к семьям погибших, Редькино в 1895 году и истории спасшихся
Часть IV цикла статей “Катастрофа на Оке”, опубликована в “Петербургском листке”, № 271 от 03.10.1895, стр. 2. Ниже приводится текст источника (заголовки авторские (Stupinsky.ru)).
Мария Сергеевна Розанова (Розонова)
Сколько трогательных картин приходится мне наблюдать здесь за эти дни! Вот два мужичка. Оба морщинистые, с редкими козлиными бородками, худые, костлявые; холщевые шаровары, лапти, серые армяки и через плечо котомки; в руках большие палки-посохи; в котомках по краюхе хлеба. Идут они молча, медленно, как-то торжественно. Я остановил их.
— Куда вы, братцы, на богомолье?
— Искать идем, лаконически отвечают они.
И идут дальше.
— Кого вы ищете? – догоняю я их.
— Солдатку Марью Сергееву Розонову. И опять молчание. Когда я сказал им, что приехал из Петербурга узнать подробности о гибели парома, они сделались раззговорчивее. Оказалось. что это отец и свекор погибшей Марьи. Розонов – старик только что женил сына на Сергеевой. Сын к весне кончает службу к Асхабаде и должен возвратиться. Марья — молодая, красивая баба, работница, каких мало, и мать двух крошечных ребятишек; она лето за двоих жала, косила, а когда полевые работы окончились, пошла работать на фабрику; дом и хозяйство Розонова все ею держалось. Увы, несчастная оказалась в числе жертв парома. Она – та 43-я жертва, которую видели на пароме, видели барахтавшеюся в воде, а теперь не могут найти ее тело. Тогда Розонов вместе с Сергеевым решили бросить семьи и, взяв котомки с краюхами, идти искать дочь-сноху. Горе их так велико, что они готовы сами погибнуть в Оке, но не возвращаться без дорогого трупа.
— Этакую женщину да не похоронить по-христиански!
Солдат-сын, так трагически овдовевший, еще не знает горя деревни!
— А узнает—с ума сойдет! Так любил он Машу! Да и как не любить было такое сокровище!
Довольно видеть этих стариков — отца и свекра, как две тени двигающихся по берегу Оки, чтобы понять, какая была золотая баба покойница Марья.
— А точно-ли ее видели на пароме?
— Еще бы! Она переезжала с сестрой.
— Сестра спаслась?
— Да, благодаря ей.
— Как-же она рассказывает подробности?
— Они стояли рядом на пароме, когда лодки стали тонуть и вода хлынула в ноги толпе. Сестра Даша страшно перепугалась, во Марья успокаивала ее и, так как она хорошо плавала, то обещала вытащить ее. Когда паром совсем погрузился в воду, толпа выломала перила и столкнула обеих сестер в волу. Марья геройски боролась в воде, все время поддерживая Дашу. Они были уже близко от берега, как вдруг кто-то с силой уцепился Марье в ноги. Она не могла плыть и стала тонуть. Тогда, видя неминуемую гибель, бедная женщина оттолкнула сестру к берегу и скрылась в пучине. Даша почувствовала под ногами землю и без труда вышла на берег.
— И вот, – прибавил Розонов, – говорят, потонуло 43 человека, всех тела вытащили, а нашей нет. Мужички зашагали по берегу. На встречу нам попалась баба с двумя узелками.
— Не ваши ли, родимые? – обратилась она к мужичкам.
Те внимательно осмотрели узелки, развязали, опять связали и отдали бабе.
— Нет, голубушка.
Я ничего но понял.
— Это видите ли, пояснил Розонов из воды вытаскивают узелки и вещи, бывшие с теми, кто переезжал на пароме. 178 человек и 178 узелков. Никто домой не возвращается без гостинцев и подарков. Кто чаю, сахару, что ситчика, кто рубашечку или что другое… Ну, в кутерьме-то, конечно, все забыли об узелках; их унесло течением или на берег выбросило. Теперь вот разыскивают.
Разыскивают не наследники узелки, а нашедшие узелки разыскивают наследников! Общее сочувствие всего края к пострадавшим от катастрофы так велико, что эти грошевые узелки почитаются святыней. Само собой разумеется, что сахар, чай, ситец, пролежавшие 2 — 3 дня в воде, не имеют материальной ценности, но они дороги осиротелым семьям как память. И вот за 20 — 30 верст нашедшие несут узелок, ищут владельца, закоконного наследника.
Я решил объехать все пострадавшие села и деревни, главным образом для того, чтобы ближе взглянуть на последствия катастрофы и узнать на месте от самих потерпевших некоторые дополнительные подробности.
Мне говорили, что теперь на всей Оке производится осмотр и испытание паромов и перевозных лодок, определяется их годность, степень подъемной силы и т. д. До сих пор об этом никто не думал. Но ведь паромы существуют не по одной Оке. По всей вероятности, будут изданы особые правила для содержателей перевозов, так, чтобы в случае катастрофы был, по крайней пере, кто-нибудь ответственным, а может быть придумают способ надзора и контроля за исполнением правил; тогда подобные безобразные 2 катастрофы сделаются невозможными.
Редькино в 1895 году и судьбы спасшихся
Объезд сёл я начал с Редькина, в котором находится фабрика Корякина. Это большое село на самом берегу Оки, почти по крутой высокой горе, и, разумеется, живописное, как большинство сел по Волге, Каме и Оке. Благоустройства и зажиточности села Озеры здесь незаметно. Население живет главным образом заработками у Корякина и спускает избытки в «трактире», заменившем здесь прежний кабак . Рабочие часы у Корякина —12 —14 в сутки, так что отдыхать, заниматься хозяйством и семьей рабочим некогда… Это отражается и на внешнем виде построек, служб и пр. Все запущено, не ремонтировано.
Редькино пострадало меньше других от катастрофы: из 20 обитателей, бывших на пароме, 18 спаслись и, как помнят читатели, только две женщины погибли. Любопытно, как спаслись супруги Носковы. Они были в числе пассажиров парома, но жена Носкова раньше, чем паром тронулся, соскочила на берег и стала выть, чтобы муж тоже сошел.
Носков пробовал уговаривать жену, просил, грозил, но она ни за что!..
— Смотри, родимый, набилось сколько, сходи скорей, сходи! – выла Носкова на берегу.
— Полно, дура, прыгай, останешься на берегу, чего ты боишься!
— Нет, нет, скачи скорей, после переедем, свободно будет.
— Да паром не пойдет больше. Скачи, тебе говорят!
— Брысь! – крикнул дядя Василий, – Ехать — так ехать, ждать вас не будем, пока вы канителетесь!
— Ах ты сатана-баба! – рассердился Носков и соскочил на берег.
Тут он без церемонии принялся лупить упрямую бабу и колотил ее до тех пор, пока не раздались с праома раздирающие душу крики несчастных.
Носковы оказались спасенными, благодаря «сварливой» жене.
— Что, небось, теперь благодаришь жену? – спросил я.
— В ноги ей кланялся.
— То-то!
— Богу так угодно было, – смиренно произнесла жена.
Спаслась также и 18-летняя дочь Петухова.
— Бежала вместе с сестренкой к парому и успела вскочить, а сестренка отстала, стала плакать; она и соскочила назад, на берег.
— И иного спаслось так случайно?
— Человек 8 остались на берегу.
— Восемь из 200 небольшой процент.
— Многие хотели сойти, да дяди Василий успокоил всех: говорит, перевезу.
Михаил Андреев из Руново
Следующее село – Руново. Оно состоит из двух почти слившихся сел: Большого и Малого Руново. Это одно из самых несчастных сел, потому что почти все бывшие на пароме его жители погибли. Особенно трагична гибель пальчика Михаила Андреева, 15 лет, который пять раз быль вне опасности и все-таки погиб. Один раз он довольно легко доплыл до берега и только что хотел войти на отмель, как его кто-то из утопающих схватил за ногу и с силой оттащил на пучину. Немало труда стоило Андрееву высвободить ногу из клещей искавшего спасения; наконец, он отбился и укатился за торчавший из воды столбик парома; в это время на затонувший паром наехал другой придвинутый паром, и Андреев поспешил бросить столбик, чтобы не попасть под днище надвигавшегося парома. Но вот Андреев прицепился как-то к лодке второго парома, но дюжие руки сзади оторвали его от спасительной точки опоры, и снова его видели барахтавшимся в воде. Видимо, силы уже изменяли пальчику, но он опять поплыл к берегу и здесь снова его кто-то потянул ко дну. Пробившись до изнеможения на поверхности, Андреев опять очутился вне опасности; он ухватился за плывшее бревно, брошенное с берега. Казалось, он теперь спасся, но в бревно вцепились другие, стали его вертеть; Андреев оторвался и больше уже его не видали. К утру вытащили из Оки его труп.
Часть 5. Мост инженера В. Н. Китаева через Оку и Смедовку
Часть V цикла статей “Катастрофа на Оке”, опубликована в “Петербургском листке”, № 273 от 05.10.1895, стр. 2. Ниже приводится текст источника (заголовок “Мост инженера В. Н. Китаева через Оку и Смедовку” авторский (Stupinsky.ru)).
Я кончаю… Мне остается прибавить только несколько слов о таинственной судьбе “китаевского” моста через Оку.
Читатели видели, что сообщение через Оку постоянное и оживленное. Работают пять паромных перевозов, которые доставляют из-за Оки в московско-коломенский фабричный район тысячи рабочих из числа земледельческого населения Тульской губернии. В свою очередь, села и деревни “за Окой” получают на фабриках Московской губернии необходимый для поддержания своих хозяйств заработок, посылая работать подростков-детей, баб и свободных зимою мужиков.
Таким образом, через Оку давно установилась тесная связь двух соединенных районов: фабричного и сельскохозяйственного. Казалось бы, эта связь давно уже должна была бы создать и прочную, благоустроенную переправу через Оку, в виде моста, если не железного или каменного, то, по крайней мере, деревянного, плашкоутного.
Однако, мы видим, что не только нет моста, но и паромная переправа находится в безобразно-примитивном состоянии, всецело предоставленная мудрости и компетентности каких-то Пахомов. Василиев и Федотов. Но этого мало. Оказывается, что “сильные” Пахомы, Василии и Федоты не позволяют возродиться на Оке мосту, дабы не лишиться прибыльного сбора по две копеечки с двуногого работника и десяти копеек с четвероногих. Эти копеечки дают возможность Федотам сооружать для себя каменные хоромы и приобретать обширные поместья.
Когда мне рассказали невероятную историю с “китаевским” мостом, я не хотел верить и обратился за справкой к лицам, вполне осведомленным.
— Правда ли, что в 1893 году инженер Китаев на свой собственный счет построил плашкоутный мост через Оку и предоставил его в безвозмездное пользование обывателей?
— Правда.
— Правда ли, что коломенское земство потребовало от г. Китаева убрать этот мост после того, как он два месяца служил превосходной переправой для обывателей и оказался прочным, удобным, прекрасным во всех отношениях?
– Правда.
— Правда-ли, что в деле упразднения моста были личные интересы содержателя перевоза Петра Федотова? – спросили мы людей сведущих.
— Правда.
— И этот Петр Федотов нажил каменные дома?
— Нажил.
— А где же мост?
— Г[осподин] Китаев принужден был убрать мост в речку Смедовку 5, где была устроена мельничная турбина (запруда); однажды ночью турбину прорвало, и все плашкоуты моста разнесло в щепы.
— А случаи прорыва турбины бывали раньше?
— Никогда.
— А после?
— Также никогда.
— Значит, это единственный случай?
— Единственный.
Таким образом все, что мне рассказывали в Озерах относительно невероятной судьбы благодетельного пожертвования г[осподина] Китаева, оказалось верным и подтвердилось официальными справками.
Личность г. Китаева (ныне скончавшегося) обрисовывается яркими красками благодетеля народа, желавшего сохранить нх жизнь и безопасность за свой собственный счет. Г[осподин] Китаев не имел здесь ни фабрики, ни завода и лично не нуждался в мосте, но как ученый инженер, он видел невозможное состояние паромных перевозов и предугадывал нынешнюю страшную катастрофу.
Комментарий Stupinsky.ru.:
Инженер полковник Василий Николаевич Китаев умер в селе Клишино Зарайского уезда от разрыва сердца в возрасте 45 лет 10 (23) октября 1894 года 6.
Как же отнеслось коломенское земство к интересам и нуждам обывателей?! На каком основании оно сказало г[осподину] Китаеву “нам не нужно моста”, и по какому праву оно приказало “убрать мост”?! Неужели среди всего интеллигентного населения Коломны и Москвы не нашлось сильного протестующего голоса?! Покидая Озеры и губительный паром фабриканта Карякина, я вынес самое тяжелое чувство. Все 43 семейства, потерявшие своих кормильцев, нуждаются в безотлагательной помощи. Некоторые буквально не имеют пропитания. До сих пор о помощи ниоткуда не слышно. Фабриканты Озер, живущие трудами рук каширских обывателей, молчат. Молчат и их товарищи в Москве и Коломне. Рассчитывать на помощь земства довольно проблематично. А между тем, повторяю, помощь более чем необходима. 43 трупа похоронены, но осталось 243 ждущих и лишившихся средств существованию.
Жвт.
- На 28 сентября. – Прим. Stupinsky.ru.[↩]
- Выделено в источнике. – Прим. Stupinsky.ru.[↩][↩]
- Адрес-календарь Московской губернии на 1895 год (Личный состав казенных, общественных и частных учреждений в Московской губ.). Москва: Типография губернского правления, 1895. – С. 142.[↩]
- Агриппину, кстати, в списках погибших мы не нашли; возможно, автор статей в “Петербургском листке” заменил имя, либо Грушей звали девушку с иным именем, либо речь идет об еще одной погибшей, сведения о которой мы не обнаружили. – Прим. Stupinsky.ru.[↩]
- В источнике – «Слидовку». – Прим. Stupinsky.ru.[↩]
- ЦГАМО. Ф. 16И. Оп. 2. Д. 146. Л. 193 об.[↩]
