Пасха в Коломне до и после революции

Поздравляем с праздником Светлой Пасхи! Христос Воскресе! В день светлой Пасхи хотелось бы рассказать о том, как праздновалась Пасха в Коломне до и после революции (имеется в виду так называемая “комсомольская пасха”). Материал представлен в виде цитат и газетных заметок.

Коломна. Пасха до революции

Воспоминания о некоторых пасхальных обычаях в приходе церкви Никиты Великомученика в Коломне до революции 1917 года оставил известный философ, богослов, публицист, общественный деятель, преподаватель Московской духовной семинарии, уроженец Коломны Никита Петрович Гиляров-Платонов (1824 – 1887), чей отец служил священником в этом храме.

Ниже приведем цитаты из данной книги. Но для начала представим действующие лица повествования – они почти все (кроме Татьяны Матвеевны – тети Н. П. Гилярова-Платонова) показаны в исповедной росписи церкви Никиты Великомученика в Коломне за 1828 год.

О пасхальных обычаях Коломны 1830-х – 1840-х гг. (из книги Н. П. Гилярова-Платонова “Из пережитого”)

Гиляров-Платонов, Н. П. Из пережитого. – Санкт-Петербург : Наука, 2009. – Т. 1. – 2009. – С. 95.

Важнейшая из эпох — полая вода и вообще наступление весны. Далеко ли зайдет к нам вода? Садик наш оканчивался частоколом и по его линии ветлами, которые сажал дедушка в годы рождения детей: вот ветла, посаженная в год рождения батюшки, а вот — в год рождения Татьяны Матвеевны. Ветлами удерживались льдины; но частокол в редкий год не бывал сломан. Ко времени половодья большею частик уже открывались и светелки, из которых одна, рядом с топлюшкой, ежегодно на зиму забивалась войлоками и рогожами. Как этот процесс забивания войлоками представлял нечто погребальное, обращал дом, стесняя жилье, в род тюрьмы, так отбивание веяло праздником, двойным, и весны, и наступающего Светлого Воскресения. Вон и едва заметная щетинка зелени пробивается на лужайке; вон и церковь холодную подготовляют; вон и ризы серебряные местных икон приносят. Таков порядок: к Светлому дню, если только он не очень ранний, служба перебирается из придела в главную, холодную, церковь. Ризы снимают с икон и чистят; мещаниновские дворовые на это специалисты: как блестит после того серебро! Как звонко раздается приятный тенор Андреевича под высоким сводом! Как светло в церкви, совершенно белой внутри. А то и праздник не в праздник в душной, низкой, темной церкви придела!

С открытием светелок предвидится возможность и отворить окна. Рамы во всем доме выставляются: в светелке выметают с окон мух, оставшихся с осени и мертвенно лежащих на оконнице. А вот и батюшка переберется с своею постелью из прихожей тоже в светелку, что рядом с сенями. То-то весело! Ход кругом; в окна, когда откроешь, врывается свежий весенний воздух; можно бежать и на верхнюю светелку и из нее на балкон. С чердака два слуховых окна на две стороны; теперь позволяется их открывать и смотреть вдаль на соседние огороды и вторые этажи.

Гиляров-Платонов, Н. П. Из пережитого. – Санкт-Петербург : Наука, 2009. – Т. 1. – 2009. – С. с. 107, 108.

Отдыхала душа на празднике, и Светлая неделя, равно как Рождество, имели для меня особенное значение, потому что с семилетнего, кажется, возраста, стали брать меня по приходу; то есть я сопровождал причт и точно так же получал, как и они, “за святыню”. Я лично не находил в этом утешения, потому что получаемые деньги отдаваемы были отцу, и тот за труды мои награждал меня уже по окончании всего славленья не более как несколькими грошами. Много ли я всего набирал, точно не умею определить, но помню, что брат-учитель говорил, шутя, ученикам обо мне: “Он богач, у него есть тридцать рублей пятачками”. Это значило, что отец откладывал собранные мною деньги, разменяв их предварительно на серебряные пятачки. Полагаю, что брат преувеличил. Но по его словам, стало быть, у меня накопилось до полутораста пятачков (они ходили, помнится, по 22 копейки) примерно в два года и, следовательно, я “нахаживал” в каждую святыню более семи рублей. Это много. Я помню дележи денег всего причта, после Рождественской и Светлонедельной святынь. На долю отца доставалось 60 рублей, без малого или с небольшим; по 20 рублей — дьячкам.

Словом, выхаживалось всеми до ста рублей. Следовательно, если я набирал до восьми рублей, это был доход значительный. Не во всех домах мне давали и не везде одинаково: где копейку, где грош, где пятак екатерининский, тяжелый, а где и пятачок серебряный и даже гривенник. Тридцать рублей, собранные мною и лежавшие у отца в виде пятачков, поступили в часть приданого старшей сестре Марье Петровне; это было мое усердие и воля отца.

Гиляров-Платонов, Н. П. Из пережитого. – Санкт-Петербург : Наука, 2009. – Т. 1. – 2009. – С. с. 111, 112.

Немного пищи получал мой ум в беседах за чаем, если где нас оставляли. Разговор шел о гуртах, о степи, хороша ли торговля, много ли ждут барок (если дело идет на Святой); в десятый раз повторяется воспоминание о Макарьевской ярмарке, на которой Терентий Титыч получил болезнь ног. “Ярмарка тогда была еще у Макарья, а не в Нижнем; ходу-то было версты две; ну, так видите…” и проч.

Отец слушает участливо старика, повторяющего этот рассказ о причине своей болезни, пономарь Андреич подобострастно, то улыбаясь, то качая головой, как бы слышит в первый раз, между тем как и я уже выучил наизусть.

В Светлую неделю происходило то же, но с тою вариацией, что пред обедней ходили только по своим, напротив, а не по чужим, и притом с образами, из которых один носим был мною. После обедни носить образа было запрещено в предупреждение пьянства и безобразий с иконами, и отец исполнял это предписание. Другая была разница, что приходилось христосоваться со всеми и получать яйца, что мне было не по вкусу, ни то, ни другое, тем более что приходилось нечаянно иногда раздавливать в кармане яйцо, оказавшееся не крутым, а сваренным всмятку.

А сюртучок к Светлой неделе большею частью шили мне новый: что за приятность пачкать обнову! Еще вариация: прежде чем кончено хождение, в первый же день после вечерни (после вечерни вообще не ходили со святыней) происходил дележ куличей, пасхи и яиц, оставленных в виде вознаграждения натурой за освящение пасхи. Слыхал я о безобразиях, какие бывали при таких дележах в селах; доходило иногда до формальных сражений; противники вооружались яйцами и стреляли друг в друга, обращая церковь в арену. У нас дележ происходил на дому и совершенно скромно. Батюшка предоставлял эту операцию производить младшему члену причта, то есть пономарю, который и резал каждый кусок на три пропорциональные части, или же спрашивал общего совета, не считать ли эти две или три пасхи за одно, то есть одного достоинства? Сестры иногда просили Андреича, чтобы не забыл отложить им яичка два-три порозовее; им-де нужно “с такою-то похристосоваться, яичко требуется получше”. Андреич исполнял с удовольствием.

Кроме яиц, пасхи и куличей, был и еще предмет дележа, который и тогда возбуждал, и доселе продолжает возбуждать мое недоумение: кувшин с пивом. Сам кувшин очень изящный, фарфоровый, с нарисованными китайскими фигурами на нем, являвшийся неизменно в том же экземпляре, препровождался обратно Мещаниновым ¹, от которых он поступал; а пиво, или, точнее, брага (пиво было домашней варки), выпивалось. Зачем оно было и зачем попадало на стол вместе с освящаемою пасхой? Обычай шел, очевидно, с незапамятных времен.

Хотя дьячки и шутили, выпивая тут же при дележе: “Приидите, пиво пием новое”, — но неужели этот ирмос Пасхального канона и послужил началом к обычаю, которого в других приходах, сколько мне известно, не было, да и в нашем только домом Мещанинова практиковался? А почему знать? Может быть, какой-нибудь прапрадед Мещанинова и растолковал вместе с тогдашним попом пасхальный ирмос в буквальном смысле и нашел по сему приличным пиво, к питию которого приглашает канон, приносить для освящения вместе с сыром, разрешаемым на праздник. О старых временах это неудивительно, и в доказательство расскажу о двух случаях.

Иконописец изобразил царя Давида поднявшим голову кверху, откуда сияние, и держащим простертую длань, а на ней два глаза. Подпись: “Очи мои, Господи, пред Тобою выну”. “Выну”, то есть “всегда”, художник понял в смысле “вынимать”; это рассказ батюшки, видевшего икону. Другой рассказ его же о церковном обычае, существующем, сколько известно, в одной Коломне. После венчания священник провожает молодых со крестом до дома. Это водится и в других местах, но в Коломне крест, сверх того, и оставляется в доме новобрачных на несколько дней. Священник потом отправляется за ним, берет обратно в церковь и получает при этом подарок.

Откуда это? Хотя, исполняя установившийся порядок, но критически относясь к нему, батюшка передавал, что раз был просто забыт крест попом спьяна; на свадебном ужине ведь не бывает без того, чтобы не выпить лишнего. “Отсюда и завелось, тем более когда попа даже одарили за то, что их божница несколько суток осенена была напрестольною святыней”. Итак, если “очи мои выну” послужили к изображению безглазого праотца, а забывчивость охмелевшего попа — к обычаю оставлять крест в доме новобрачных, отчего и пиву не явиться на пасхальный стол в церковь для освящения наряду с сыром, яйцами и куличом?

Коломна. Пасха после революции

Советское правительство всячески препятствовало “культу”. Да, за настроениями “церковников” и прихожан следили, прежде чем принимать решение об отдаче очередной церкви под клуб. Боялись недовольств, боялись выступлений (как случилось массовое выступление в селе Нижний Белоомут в 1929 году против закрытия храма).

Тем не менее, богоборческая пропаганда продолжалась, но в достаточно экзотических формах, в том числе, вероятно, через желание заменить традиционные церковные праздники и обряды светскими советскими.

Один из таких примеров – “комсомольские пасхи”, организованные в виде мероприятий для молодежи. Многие также наверняка помнят пышные концерты, транслируемые по центральному телевидению, на Рождество Христово и на Пасху – чтобы люди не ходили в храмы. Но, согласитесь: запрещая праздник в церкви, праздник невольно все равно организовывали даже для тех, кто далек от церкви, пусть и через экран телевизора с выступлениями артистов.

В качестве примера приводим “комсомольскую пасху”, организованную силами Коломенского машиностроительного завода в 1925 году.

Физкультурная пасха

Красный спорт. № 16 (42). 1925. С. 6.

На Коломенском заводе комсомольская пасха проводилась кружком физкультуры. Были проведены два доклада о религии, а затем силами физкульткружка завода поставлена живая физкультурная газета. Материал для газеты взят частью из живой газеты Госинфизкульта “Физкульт Коммунар”, частью из журнала “Культурный Фронт” и кое-что местное. Рабочим, присутствовавшим на этом вечере, газета очень понравилась как по содержанию, так и по исполнению.

Физкор Бор

Admin

Администратор “История Ступино и Коломны | Stupinsky.ru”

admin@stupinsky.ru

stupinsky.ru

1. Вероятно, речь идет об одном из именитых прихожан церкви Никиты Великомученика – титулярном советнике Иване Ивановиче Мещанинове и его семье. – Прим. Stupinsky.ru.[↩]