После того, как монахиня Олимпиада с благоволения митрополита Московского и Коломенского Филарета осталась в Аносиной пустыни казначеей, в монастыре у нее появились недоброжелатели. Олимпиада была в хороших отношениях с сестрами, при этом пользовалась особым расположением митрополита Филарета, поэтому, вероятно, одна из сестер ей позавидовала и оговорила Олимпиаду, донеся Филарету. Олимпиаде пришлось держать ответ перед митрополитом Филаретом.
Автор: Залата Т. К.
Из «Московских епархиальных ведомостей»., 1873 г.
Успенский Брусенский монастырь г. Коломны, список записей:
- Детство игуменьи Олимпиады (Успенский Брусенский монастырь, г. Коломна)
- О. Ф. Егорова (в будущем – игуменья Олимпиада Брусенского монастыря) в Киево-Печерской лавре
- Пострижение в монахини будущей игуменьи Брусенского монастыря Олимпиады
- Бегство монахини Олимпиады в Москву. Аносин монастырь
- Испытание недоброжелателями монахини Олимпиады
- Путешествие Олимпиады в Киев и к родным
- Олимпиада становится игуменьей Коломенского Брусенского монастыря
- Как Коломна и Брусенский монастырь встретили новую игуменью – Олимпиаду
- Обновление Успенского Брусенского монастыря в Коломне и благотворители
- О постройке Крестовоздвиженского собора Успенского Брусенского монастыря в Коломне
В 1844 году (предположительно в марте) митрополит Филарет словесно распорядился чрез игумению аносинскую [имеется в виду игуменья Аносиной Борисоглебской пустыни в Московской губернии – Прим. Stupinsky.ru], чтобы Олимпиада приготовила прошение об увольнении ее от казначейской должности и явилась бы к нему для личных объяснений. Понятно, на нее принесена была жалоба. Представши перед владыкой, благосклонным к ней прежде, она очень смутилась, встретив его грозный и наказующий взгляд. С горечью оскорбленного доверия высокопреосвященный сказал ей: «Ну, монахиня, как ты умела обмануть меня своею простотою, и как я непростительно ошибся, питая к тебе искреннее доверие, которым ты злоупотребила своими неблагонамеренными действиями! О тебе донесла мне игуменья 1, представила и свидетелей в доказательство, что, во-первых, ты возмущаешь многих сестер против нее; во-вторых, заводишь какие-то сборища в тайных местах и служишь противозаконные молебны». Олимпиада в ответ на это не могла выговорить ни одного слова от сильной скорби, стеснившей ее грудь, и от слез; а когда отлегло на сердце, она, рукой указывая на образ Богоматери, произнесла: «Сама Царица небесная оправдает меня в моей невинности, но я оправдывать себя не могу», и опять зарыдала. Владыка долго смотрел на нее проницательным взглядом; наконец, сказал: «Зачем же так огорчаться безмерно? Это не по-монашески, если ты уже избрала такой скорбный путь спасения (она по доброй воле перешла в Борисоглебскую пустынь), то Бог тебя не оставит, а также и я». Благословляя ее, сказал: ну, отправляйся с Богом в обитель свою». Олимпиада пала ему в ноги, прощаясь в путь, и он вторично благословил ее: а когда она была уже в дверях кабинета и, затворяя их, оглянулась на святителя, то он и в третий раз осенил ее своим благословением. По возвращении в обитель Олимпиада слегла в постель. У нее от первого испуга и огорчения, повторилась прежняя головная боль, от которой она спала по целым суткам болезненным тяжелым сном, и не принимала никакой пищи; нервы у ней были расстроены.
Между сестрами носился слух, что ее будут судить за что-то, а потом на самом деле приехал туда благочинный монастырей и наводил о ней разные справки. Но, за исключением немногих сестер, неприязненных к Олимпиаде, прочие говорили одно доброе про нее: как она и в свободное от богослужений время молилась в Церкви, читая акафист Богоматери пред находившеюся в приделе св. Бориса и Глеба за левым клиросом чудотворною Ее Смоленскою иконою, причем, кроме монастырок, ревновавших о молитве, присутствовали нередко и сторонние богомольцы, коим она давала масло от лампады на исцеление от болезней.
Молилась она и вне церкви, удаляясь с несколькими боголюбивыми и преданными ей сестрами на колокольню или на башню. А в общем (сестринском) корпусе, где с обеих сторон корридора были расположены малые с одним окошечком келии, разделяемые одна от другой низменною тесовою перегородкой, на подобие ширм, молитвенные собрания не были и возможны, тем более, что не дозволялось сестрам ходить в чужие келии. Для неразвлекаемой устной молитвы, воспрещалось также, по уставу св. Феодора Студита, иметь в келиях лампаду или свечу.
Олимпиада, любя читать акафисты Божией Матери и святым, уходила тайком ночью на чердак или в подвал, не то опять на колокольню или в башню, и там с одною безграмотною старицею-монахинею устраивала лампаду пред образом Приснодевы, где-нибудь в уголке, где б только не увидели, и долго молилась; а когда в Аносине рыли ямы для новых подвалов, она ночью спускалась туда и после молитвы копала с огнем землю, утруждая плоть свою. Отношения ее к настоятельнице и к сестрам были безукоризненные. Если она благотворила многим сестрам духовно и вещественно, о чем мы говорили выше, то делала это по чистой христианской любви, не с тем, чтобы, склонив на свою сторону, наущать их против игуменьи; вовсе не из желания с помощью их сместить собой мать игуменью, хотя последняя и могла бояться за себя, зная каким благоволением владыки пользуется Олимпиада, имевшая счастье дерзновенно посещать его всякой раз, когда случалось ей быть в Москве. Настоятельница, под влиянием наушниц предубежденная против Олимпиады, особенно была возмущена монахинею X., красноречивою и хитрою, но не заслуживающею доверия. С затаенным намерением сблизиться с Олимпиадой и потом очернить ее, монахиня притворилась, и так искусно, будто имеет на душетомящий грех, и со слезами просила Олимпиаду помолиться за нее, а если можно, то и выслушать ее исповедь.
Простосердечная и доброжелательная ко всем Олимпиада склонилась на эту коварную просьбу, и с участием выслушав (согласно с заповедью ап. Иакова 5.16) монахиню, открывшую между прочим, что будто бы давно питает вражду к игуменье Анастасии, старалась духовно врачевать ее своими советами, не подозревая, что это приближенное к ней лицо, в качестве очевидной свидетельницы готовится взвесть на нее разные клеветы! Получая обо всем этом подробные сведения от благочинного монастырей, Высокопетровского архимандрита Гавриила, владыка снова потребовал к себе Олимпиаду (месяца через три после первого вызова), и в этот раз принял ее милостиво.
– Думаю, опять пешком пришла? – спросил он, показывая веселый вид,
— Нет, владыка, приехала. Пешком бы я не дошла, что-то слаба (после болезни).
— Что же, игуменья дала тебе лошадь?
— Нет, владыка, меня довез за двугривенный крестьянин, ехавший в Москву с метлами.— Прошла ли с тобою скорбь, и не уныла ли ты духом ?
—Я теперь не унываю, предав себя воле Божией; а насчет казначейской должности рада, что с меня ее снимают: я не умела исполнять ее, как следует, и только огорчала матушку.
Владыка одобрил в ней покорность воле Божией, и советовал всегда благодушно принимать и тяжкие скорби, посылаемые или попускаемые человеку от премудрого и всеблагого промысла Божия, для лучшего устроения его душевного состояния. После того расспрашивал о многом и незаметно для нее самой проверял ее жизнь. Между прочим спросил: «А что, игуменья дала тебе хорошую келью?»—Олимпиада отвечала: «Келья-то хороша бы по мне, но для зимы неудобна, потому что холодна», и для покупки лучшей кельи просила отпустить ее на родину за деньгами.
Святитель отсоветовал ей покупать, сказав: «Бог тебя и так устроит, надо обождать (владыка, как после открылось, положил намерение сделать ее настоятельницею в каком-нибудь монастыре). Чай пить ты имеешь полное право, запретить тебе никто не может: я нахожу это правило (о неупотреблении чая) очень стеснительном по немо щам человеческим». 2
«Мне для укрепления сил нужно путешествие», – продолжала Олимпиада, – «Я бы помолилась в Киеве и навестила бы Ладинскую [имеется в виду Ладинский женский монастырь в Полтавской губернии – Прим. Stupinsky.ru] игуменью Марию, которая доселе грустит обо мне».
Владыка не совсем с охотой, но дал ей дозволение ехать на Дон [к родным – Прим. Stupinsky.ru] для поправления здоровья. Он заметил, что горе потрясло ее сильно.
А. Григорий
Список литературы и источников:- Была у владыки с одной благородною и образованною монахиней, оклеветавшею О[лимпиа]ду.[↩]
- И с тех лор уже в Аносинской обители не так строго запрещался чай: его пили, кто имел на то средства и возможность. А прежде никому не дозволялось пить, если б кто и мог иметь его у себя; только слабым и больным разрешалось употреблять, вместо чая какую-нибудь траву, напр. мяту, шалфей.[↩]
