Подробная и объемная статья известного архитектора, историка архитектуры М. В. Красовского с описанием храмов в селе Чиркино Коломенского уезда (сейчас – г. о. “Ступино”), опубликованная в 1907 году. Следует обратить внимание, что в статье много специфической информации для архитекторов, однако, в ней есть также исторические данные о храмах и интересные детали, связанные со строительством, в том числе, об исторической черепице. Одна из главных ценностей этой статьи – фотографии Чиркино, сделанные не позднее 1907 гг. М. В. Красовским при посещении села.
Статья больше посвящена колокольному храму Василия Великого, но и про Покровский храм тоже есть информация. Данный материал также может быть полезен архитекторам, историкам архитектуры и искусствоведам.
Михаил Витольдович Красовский (1874 – 1939)
Гражданский инженер, историк архитектуры. Член-корресподент Императорского Московского Археологического Общества. Профессор Института гражданских инженеров. Область научных интересов – допетровское зодчество. по его проекту в Санкт-Петербурге построен Торговый дом С. Д. Шереметева (1914) и церковь Казанской иконы Божией матери в Вырице (Гатчина). В 1909 был удостоен половинной премии графини П. С. Уваровой за сочинение о Московском зодчестве ко дню 25-летия со дня кончины графа А. С. Уварова. В 1913 награждён орденом Св. Анны 2-й степени, в 1916 — орденом Св. Владимира 4-й степени.
Журнал “Зодчий”, 1907. №№ 39, 40, 41.
Колокольный храм Василия Великого (Село Чиркино, Московской губернии, Коломенского уезда)
Посвящается А. С. В.
XVII век представляет собою одну из самых интересных эпох в истории русской архитектуры.
Если прежде всякое иноземное нововведение прививалось с большим трудом и был немыслим такой новатор, как Великий Петр, то в ХVII веке начинается упорная борьба национальных обычаев и вкусов с надвигающимся влиянием культурного запада.
Борьба упорная; но, несмотря на всю любовь русского человека ко всему своему родному, она заканчивается полной победой Петра, широко распахнувшего русские ворота иноземным гостям с их богатыми сокровищами науки и искусства. Наплыв на Русь всего иноземного был в это время настолько силен, так энергично сметал все туземное и так ошеломил современников, что даже нам, их далеким потомкам, он на первый взгляд кажется совершенно внезапным и вызванным исключительно гением и железной волей Петра,—этого неутомимого проводника всевозможных новшеств. Но если вглядеться попристальнее в события XVII-го и даже конца ХVI-го века, то становится вполне ясным, что Русь, не отдавая себе отчета, ждала преобразователя, была готова откликнуться на его призыв, и что [X]VII век был временем подготовки к великим реформам, поставившим молодую и полную сил страну в ряды могучих, культурных государств Европы.
Сделанный Петром переворот кажется нам особенно внезапным вследствие того, что древняя Русь, если и делала заимствования у соседей, то так сильно перерабатывала и переиначивала по-своему все заимствуемое, что оно принимало почти совсем русский облик; в петровскую же эпоху и долгое время после нее все заимствуемое насаждалась на русскую почву без изменений и приспособлений к местным условиям.
Однако, несмотря на медленность прививки иноземного элемента к чисто русским, допетровская Русь к концу [X]VII-го века успела многое позаимствовать у Европы, и это многое составило ту лестницу, по которой взошел Петр.
Архитектура отражает в себе, как в зеркале, все движения, происходящие в глубине народной жизни и является их летописью, а отдельные памятники архитектуры представляют собою разрозненные листы этой летописи, драгоценные для историка; памятники же зодчества второй половины ХVII-го века составляют как бы конечные страницы истории самобытного русского искусства и поэтому должны быть для нас особенно дороги. В них мы можем подметить те идеалы, к которым стремился русский зодчий, уже открыто признававший превосходство иностранных мастеров, охотно у них учившийся, но все еще не желавший окончательно отрешиться от своих родных принципов.
Большинство памятников этого переходного времени, особенно находящихся в городах, уже описано и обмерено, но те из памятников, которые были построены в более глухих углах, все еще ждут своей очереди.
А между тем они представляют особенный интерес потому, что в них, как в произведениях провинции, всегда несколько отстающей, должны лучше выразиться отживающие, чисто национальные приемы, чем на современных им памятниках культурных центров.
Приведенные соображения, а также боязнь за целость всякого памятника старины, находящегося далеко от больших городов и, следовательно, более подвергающегося превратностям судьбы в виде ремонтов и переделок, побудили меня два раза съездить в село Чиркино и подробно, насколько это позволяли обстоятельства, обмерить и сфотографировать колокольный храм этого села.
Правда, в литературе встречаются упоминания об этом храме 1, но они далеко на исчерпывают всех особенностей этого интересного памятника и не сопровождаются ни его планом, ни фотографическими снимками с фасадов и деталей.
Также может быть интересно:
Село Чиркино, на месте которого в старину стояла усадьба, принадлежавшая роду бояр Шереметевых, находится в Коломенском уезде, Московской губернии, верстах в сорока от станции Бронницы, Московско-Рязанской железной дороги. В селе существуют два храма: один во имя Покрова Богородицы и другой во имя Василия Великого; первый храм – большой, трехпрестольный и в настоящее время теплый. Его северный придел, во имя Апостолов Петра и Павла, в котором доживает свой век очень интересный иконостас 2, совершенно запущен.
Главная часть храма, а также южный придел 3 недавно подверглись внутренней отделке, и новая, плохая масляная живопись совершенно не вяжется с характерным обликом древнего храма. Внешний вид его также испорчен: со стороны западного фасада возвышается от самого фундамента высокая труба центрального отопления, придавшая храму вид какого-то фабричного здания. К счастью, наружная переделка храма ограничилась возведением этой трубы и удлинением южного придела, и не коснулась непосредственно самого храма, благодаря чему он сохранил не только свой общий первоначальный вид, но и все детали.
Прием плана довольно прост. Это — квадрат, к которому с востока примыкают три полукруглые апсиды, с запада довольно глубокий притвор, а с севера и юга прямоугольные приделы 4].
Восточная сторона северного придела находится у самой двери северного фасада главной части храма, а южный придел, как я упомянул выше, перестроен, и его полукруглая алтарная апсида находится почти на одной линии с центральной апсидой главного алтаря.
Храм бесспорно интересный, и я не обмерил его только потому, что все имевшееся в моем распоряжении время употребил на подробное изучение еще более интересного колокольного храма Василия Великого.
Последний, как по своим конструктивным приемам 5, так и по характеру внешней отделки очень похож на храм Покрова, что, по-видимому, может служить доказательством единовременности их постройки одними и теми же мастерами.
В числе церковной утвари в храме Покрова Богородицы хранится древняя медная купель, имеющая форму полушария 6.
Верхний ее пояс покрыт довольно глубокой насечкой, изображающей фигуры людей и фантастических животных. К сожалению, край этого пояса вместе с верхними частями фигур сильно попорчен и прикрыт новой насечкой наклепкой.
Второй храм, во имя Св. Василия Великого, выстроен в нескольких саженях от храма Покрова, в обычном для колоколен направлении, т. е. к юго-западу. Оба храма находятся на высоком берегу речки Сухуши, но издали видны только с востока, так как с остальных сторон они закрыты более высокими холмами.
Место очень живописное, но с недостаточно надежным грунтом: колокольный храм дал сильную осадку очевидно еще во время постройки и теперь имеет значительный, бросающийся в глаза, наклон к востоку.
В общих чертах внутренний контур плана колокольного храма (для краткости будем называть его колокольней) крайне прост: это квадрат 7, к которому с запада, юга и севера примыкают прямоугольники дверных ниш, а с востока – более сложная фигура алтаря. Собственно алтарная апсида имеет форму прямоугольника 8 со скошенными восточными углами. На восточной линии основного квадрата находится иконостас, прислоненный вплотную к двум столбам и к возвышающейся над ними стене. Что же касается наружного контура плана колокольни, то он гораздо сложнее, так как представляет собою пересечение квадрата с равносторонним четырехконечным крестом.
Достаточно одного взгляда на рис. 4 и на план церкви села Коломенского (рис. 5 ) , чтобы заметить поразительное сходство между этими двумя планами.
Правда, план Коломенской церкви усложнен устройством крылец и галереи, но массы 9 главной части этой церкви, особенно их наружный контур, настолько схожи с планом Чиркинской колокольни, что невольно напрашивается предположение не только о знакомстве строителя последней с Коломенской церковью, но даже о желании его воспользоваться идеей ее плана. Как увидим дальше, общность плана этих двух храмов неминуемо должна была породить и некоторую общность их внешнего вида,— общность, конечно, такую, какая была возможна при разности взглядов на архитектурную композицию в ХVI-м и ХVII-м веках.
Несмотря на простоту внутреннего контура плана Чиркинской колокольни, ее общий внутренний вид нисколько не скучен, что объясняется миниатюрными размерами занимаемой ею площади, высотою храма и некоторыми особенностями частей его, которые мы и рассмотрим каждую в отдельности.
Пролеты всех трех входных дверей примыкают к нишам (1, 2 и 3, рис. 4), имеющим в плане форму трапеции; площади этих трапеций все различны, так как при одинаковой величине нижних оснований высоты их неодинаковы 10. Ниши 1, 2 и 3 вместе с углублениями дверных пролетов и нишами 4, 5 и 6 образуют довольно живописные перспективные комбинации, несмотря на то, что оси ниш 1, 2 и 3 как бы сбиты в сторону и не составляют продолжения осей ниш 4, 5 и 6, находящихся как раз на серединах сторон основного квадрата церкви.
Ниши 5 и 6 имеют в плане форму правильных прямоугольников, размеры которых различны 11, северная же ниша (4) имеет в плане форму неправильного четырехугольника 12, но неправильность его настолько мала, что заметна только на чертеже.
В северной стенке западной ниши (5) сделана неглубокая впадина, низ которой не доходит до пола церкви на 5 вершков; назначение ее совершенно непонятно, если только не допустить предположения, что это следы существовавшей когда-то двери, которая соединяла церковь с лестницей на колокольню.
Все перечисленный ниши, как первого так и второго ряда, перекрыты полуциркульными арками. Оси входных дверей, расположенных на западной и южной сторонах колокольни, перпендикулярны к соответственным сторонам основного квадрата, но ось северной двери
наклонна к своей стороне и вообще во всей комбинации ниш этой стороны плана заметна наибольшая неточность разбивки, вызванная, впрочем, как увидим далее, отчасти необходимостью.
Полы ниш, так же как и в алтаре, вновь вымощены небольшими 13 известняковыми плитками, в прямую шашку; в самой же церкви сохранились древние плитки, такого же размера и также уложенные, но в два цвета—белые и черные.
В северо-западном углу центрального квадрата сложен из кирпича невысокий 14 столик (В), примыкающий вплотную к стенам; по-видимому, это панихидный стол, так как он приходится как раз в изголовьи надгробной плиты погребенного здесь многострадального боярина Василия Борисовича Шереметева, пробывшего 21 год в плену у крымских татар. Плита эта сделана недавно, а именно в 1888—9 годах при ремонте склепа 15.
Тогда же профессором Н. В. Султановым были найдены около колоколенного храма две весьма интересные надгробные плиты. Одна из них (рис. 6) лежала когда то 16 над прахом боярина Петра Никитича Шереметева, скончавшегося 13-го июля 1609 года, другая (рис. 7) – над младенцем Василием Шереметевым, скончавшимся 13-го Марта 1553 года.
Характер рисунка резных украшений этих плит одинаков, но способ исполнения более древней плиты несравненно выше плиты 1609 года; как видно из рисунков первая плита покрыта более глубокой и правильной резьбой, тогда как рисунок второй исполнен мелкой насечкой. Что касается надписей, то характер их букв сильно разнится друг от друга.
Северо-западный угол колокольни является единственным сплошным, в остальных же трех углах прорезаны ниши, имеющие в плане очень странные, неправильные формы. Ниши, помеченные цифрами 7 и 8, расположены симметрично, по площади их полов, имеющих неправильные четырехугольные формы, не равновелики. Что же касается юго-западной ниши (9), то она, как по форме своего плана, так и по месту расположения, совершенно не отвечает двум первым: форма ее плана пятиугольная (неправильная) и врезается она в две стены — западную и южную, тогда как ниши 7 и 8 врезаются каждая только в одну стену.
Полы всех ниш приподняты на одинаковую высоту от пола церкви 17; высоты их также одинаковы 18.
Каково же назначение этих ниш? — Единственной, на мой взгляд, руководящей нитью для решения этого вопроса может служить отсутствие ниши в северо-западном углу и заложенные кирпичом окна во всех без исключения углах церкви. Окна заложены изнутри и, надо полагать, значительно позднее постройки церкви, потому что в них сохранились не только железные решетки и деревянные закладные рамы, но и большинство стекол в переплетах; последние же находятся за решетками (рис. 8.), и следовательно стекла могли быть в них вставлены только до заделки окон. Отсюда видно, что окна прежде имели не одно лишь декоративное назначение, как в настоящее время и, следовательно, должны были соединяться либо с главной частью церкви, либо с какими-нибудь другими помещениями. Для последних, судя по плану церкви, слишком мало места; если же они и могли существовать, то лишь в виде крошечных каморок, которые строитель, рациональный во всем остальном, едва ли стал бы освещать сравнительно большими окнами. Поэтому остается одно предположение, а именно — что окна сообщались со средним квадратом церкви посредством узких и длинных просветов, вероятно пересекавшихся между собою и выходивших в ниши.
Что же касается северо-западного угла, то в нем с внешней стороны храма (рис. 9) имеется небольшое помещение—ход на лестницу, ведущую на верхний ярус колокольни. Таким образом, ниша, проделанная в этом углу церкви, непременно соединилась бы с ходом на лестницу, что, вполне понятно, не могло входить в расчеты строителей церкви.
Вполне достаточное освещение сверху храма, а быть может и желание придать углам большую солидность, заставили впоследствии заложить просветы окон, тем более, что пользы от них было весьма немного.
На высоте около 7-ми аршин от пола основной квадрат колокольни переходит в восьмерик; переход этот достигнут с помощью парусов довольно оригинального устройства. Низ каждого паруса представляет собою половину правильного полого конуса, опирающегося на стены квадрата (рис. 10 а); полукольцо его основания (b) образует первый переход к восьмерику, второй же переход составляет полуциркульная арка (с), внутренний диаметр которой равен наружному диаметру основания конуса и ширине стены восьмерика. Вследствие такой комбинации кривых поверхностей пяты арки (с) скрыты продолжениями стен квадрата, а в плане паруса появляются треугольные западины (Е—Е). В пролетах парусных арок видны железные, прямоугольный в сечении, связи, охватывающие, вероятно, весь восьмерик, потому что они расположены одна над другой, почти вплотную к основаниям конусов и, следовательно, вряд ли могут стягивать парусные арки (с). В каждой стене восьмерика, кроме восточной, проделано по большому окну, но из них только 6 служат для освещения церкви; седьмое же окно, а именно северо-восточное, освещает лестницу, идущую в толще стен, и поэтому изнутри колокольни его не видно.
Перекрыт подколоколенный храм восьмигранным сомкнутым сводом, который прекрасно гармонирует с его простым внутренним видом, производящим впечатление лишь одною высотою 19. Никаких архитектурных украшений на стенах внутри колокольни нет; они только оштукатурены тонким слоем извести, что заставляет предполагать о намерении строителя сделать сплошную роспись — излюбленное украшение этой эпохи.
Алтарь соединяется с церковью разной ширины 20 пролетами, проделанными в восточной стене основного квадрата; получившиеся вследствие этого пилоны (10 и 11.) имеют в плане неправильную форму: у северного (10) срезан северо-восточный угол, а у южного в верхнем правом углу вырублена небольшая 21 прямоугольная впадина. Очевидно, что пилоны имели первоначально приблизительно правильную прямоугольную форму и упомянутые искажения ее были сделаны впоследствии с целью устроить более удобные переходы к северным и южным вратам иконостаса. Доказательством того, что первоначальная форма пилонов была иная, чем теперь, служат арки, перекрывающие пролеты между пилонами и стенами; части их пят, приходящиеся над вырубками пилонов, висят в воздухе — что, конечно, не могло быть допущено при постройке церкви.
Южный пролет перекрыт плоской аркой, а северный—ползучей, спускающейся от стены к пилону.
Северный входящий угол алтаря (12) также скошен, почти параллельно скосу противулежащего ему пилона; но здесь это, по-видимому, первоначальная форма, так как вверху скос переходит в прямой угол при помощи правильной выкружки (рис. 11), чего нет в свешивающихся пятах, где подобные выкружки более необходимы для правильной передачи пилонам распора арок.
В стенах алтаря устроено две ниши (13 и 14); одна (13) – меньшая – находится в северной стене и не доходит до полу церкви всего на два вершка; ширина ее равняется 0,10 саж[еням], а высота—0,52 саж[еням] (рис. 12); вертикальные ребра ниши украшены прямыми фасками; служила она вероятно для хранения кадил.
Другая ниша (14) больших размеров, помещенная в северо-восточном углу алтаря, очевидно играла роль жертвенника, так как вследствие очень малых размеров алтаря поместить отдельный жертвенный стол негде.
Дно этой ниши возвышается над полом церкви на 0,35 сажени.
В настоящее время алтарь освещается двумя нишами, находящимися в восточной его стене. Прежде над этими окнами было еще третье, но теперь оно заложено, и на его месте изнутри алтаря виднеется только неглубокая квадратная ниша 22.
Перекрыт алтарь половиной сомкнутого восьмигранного свода.
Стены алтаря оштукатурены и, подобно главной части церкви, предназначались для сплошной росписи. Небольшое помещение (А), находящееся в северо- западном углу церкви, служит как бы сенями для лестницы; его южная часть немного повернута к западу, и ширина южной стенки равна ширине ниши (15) западной арки.(5). Эти два обстоятельства, по-видимому, подтверждают сделанное выше предположение, что ниша западной арки была прежде узкой 23 дверью, соединявшей внутренность церкви с лестницей на колокольню.
Лестница начинается в восточной стене сеней (А) ступенью, имеющей в общих чертах форму треугольника; последнее происходит от того, что ось лестницы наклонена под острым углом к восточной стене сеней. Несмотря на незначительную ширину лестницы 24, строители нашли нужным утолстить часть стены нижнего яруса, в которой она начинается. Вследствие этого, двое из северо-западных углов церкви значительно отклоняются в плане к северу, и общий его контур получился неправильный; таким образом, кажущаяся при первом взгляде на план неточность разбивки не есть следствие неумения или небрежности, а наоборот, вполне сознательный и продуманный прием: это отклонение к северу, совершенно незаметное на фасадах церкви, придает большую массивность углу, сильно ослабленному лестничной клеткой.
Пять маршей лестницы приблизительно отвечают пяти сторонам восьмиугольника, последний же, подходящий к площадке третьего яруса, идет под прямым углом к ее юго-восточной стороне (рис. 13).
Ступени этого марша выходят из толщи стены и уложены по сомкнутому своду церкви. Над этим маршем имеется в настоящее время досчатая с железной кровлей надстройка (рис. 13а), защищающая его от дождя; быть может, в прежнее время она была кирпичная, как и все остальные части колокольни.
Уклоны маршей очень круты, так как нужно подняться более чем на шестисаженную высоту, на которой находится площадка третьего яруса.
Освещается лестница упомянутым выше окном, находящимся в северо-восточной стене нижнего восьмерика. Очень вероятно, что в прежнее время лестница освещалась еще и вторым окном, проделанным в восточной стене восьмерика; в этом месте (рис 14) теперь видна неглубокая впадина, обрамленная таким же наличником, какими украшены все окна этого яруса колокольни. Следует, однако, заметить, что при существовании здесь оконного просвета, он был бы перерезан как раз посередине маршем лестницы и что кладка стены в этом месте в настоящее время ничем не отличается от окружающей, так что если когда-либо здесь и существовал просвет, то он заложен уже очень давно.
Второй, считая снизу, восьмерик представляет собственно колокольню и является последней частью церкви, имеющей утилитарное назначение; вся лежащая и выше часть здания предназначается лишь для декоративных целей. Столбы 2-го восьмерика основаны на своде церкви; между их нижними частями, т. е. от |свода до низа пролетов колокольни, устроены связывающие их в одно целое стенки, толщиной в 1,5 кирпича; стенки эти служат также оградой колокольной площадки. Разбивка восьмерика неправильная, так как расстояние между юго-восточной стороной и северо-западной на 0,15 саж[ен] менее расстояния между сторонами северо-восточной и юго-западной. Перекрыта этот восьмерик сомкнутым сводом. Не останавливаясь пока на иконостасе, относящемся к более позднему времени, нежели сама подколокольная церковь, перейдем прямо к рассмотрению ее внешних деталей.
Наименьшее количество архитектурных украшений, как и следовало ожидать, находим на нижней, крестовидной части церкви. Цоколь (рис. 8 и 1 4) представляет собою невысокий и едва выдающийся из-за поля стен выступ, над которым на расстоянии 3-х вершков, протянут сильно выступающий полувал.
Все три ведущие в церковь двери обтянуты также полувалами (ibi), служащими их единственными украшениями; что же касается формы дверных пролетов, то у большого и северного входов она представляет вверху плоскую кривую, у западного же верх дверного пролета ограничен прямой линией с закругляющимися концами.
Обработка всех окон нижнего яруса колокольни, за исключением алтарных, одинакова: каждое окно (рис. 8) обтянуто кругом неширокой и неглубокой впадиной, имеющей в сечении прямоугольную форму; вверху окна над впадиной оставлена узкая 25 полоса поля стены, над которой помещены одна в другой две впадины, имеющие форму трапеций; общая глубина этих двух впадин равняется глубине нижней впадины. Точно такую же обработку имеет дверь, ведущая на колокольню (рис. 9); это сделано с очевидной целью не подчеркивать чисто служебной двери, предназначаемой исключительно для пономаря.
Все двенадцать выступающих углов нижнего яруса украшены лопатками, которые внизу доходят до выступающей части цоколя, вследствие чего две верхние части цоколя — плоское поле и полувал, повторяют выступы лопаток.
Верхнее окно алтаря 26 имеет восьмиугольную, форму и окружено двумя рамками—впадинами (рис. 14) , из которых внешняя имеет в сечении прямоугольную форму и очень неглубока, а внутренние — форму четвертного вала.
Таким образом характер обработки отверстий нижнего яруса церкви выдержан в одном духе — украшения до крайности просты и рассчитаны на эффект прочности и солидности, Не безынтересен тот факт, что аналогичную обработку оконных и дверных отверстий нижнего яруса здания мне пришлось видеть далеко от Коломенского уезда—в Тихвине, на звоннице мужского монастыря 27. Там весь нижний этаж обработан исключительно впадинами (рис. 15) и разницу с обработкой отверстий Чиркинского храма составляют лишь треугольные впадины над окнами, тогда как в последнем они имеют форму трапеций. Форма же цоколя Тихвинской звонницы, если отбросить разницу масштабов, совершенно тождественна с Чиркинской.
Совершенно в другом роде сделана обработка нижних окон алтаря; она более сложна и единственная ее цель заключается в том, чтобы связать эти два окна в одно целое. Действительно, под окнами, обтянутыми прямоугольной впадиной, находится один общий полувал, на который как бы нанизаны три кубические подставки, покрытые плинтами почти одинаковой с ними высоты. На подставках возвышаются полуколонки, увенчанные кубическими капителями; последние прикрыты шапками, которые имеют формы четвертей элипсоида вращения.
Этим и заканчивается обработка апсидных окон, так что колонки не служат опорой для какой-нибудь свешивающейся части и являются не конструктивной, а чисто декоративной формой, которую, следовательно, нельзя назвать ложной, как что-либо симулирующую или маскирующую.
Венчается нижний ярус слабо выступающим карнизом, состоящим из четырех обломов: мощного четвертного вала, неширокой лодочки, тупого гуська и, наконец, очень тяжелой венчающей полочки.
Над лопатками карниз раскрепован, а над алтарной апсидой он скрывается под ее кровлей. Карниз апсиды повторяет те же самые обломы.
Второй ярус храма, т. е. нижний восьмерик, отличается самой богатой архитектурной обработкой. Но прежде чем о ней говорить, нужно указать на одну конструктивную особенность этого яруса, а именно на довольно сильный 28 прямоугольный выступ, находящийся на северной стене восьмерика (рис. 13а). Назначение его вполне ясно: в толще этой стены: так, в толще стен восточной и северо-восточной, проходит лестница на второй этаж здания; но в северной стене, вследствие первоначального сильного отклонения лестницы к северу 29 она слишком близко подходит к наружной поверхности стены, отчего последняя получается очень тонкой и может, конечно, промерзать. Для предупреждения этого, строитель колокольни сделал выступ, придавший наружной стене лестницы необходимую толщину; отсутствие таких выступов на северо-восточной и восточной стенах восьмерика объясняется тем, что лестница, не встречая в этом месте никаких препятствий, плавным загибом приближается к внутренним поверхностям стен, так что наружные их части получают вполне достаточную толщину. Интересно заметить, что упомянутый выступ занимает по высоте больше места, чем это необходимо, потому что он заканчивается скосом на высоте пять полуциркульного оконного фронтончика, тогда как мог бы закончиться по наклонной линии, проходящей под окном.
Этим приемом зодчий настолько удачно замаскировал выступ, что он становится заметным только при очень внимательном изучении колокольни. Такое стремление к маскированию конструктивно-ложной части, по-видимому, указывает на знакомство строителя с современными ему идеалами запада и на пренебрежение старинными заветами, не допускавшими ложные и не оправдываемые конструкцией приемы, хотя бы даже содействующие красоте целого.
Каждый угол восьмерика украшен колонкой, которая прикрывает его и опирается на кронштейн, имеющий форму крюка (рис. 13а). Колонки имеют базы, состоящие из пары очень маленьких полуваликов, и капители, которые представляют круглые раскреповки карниза; последний состоит из едва заметной полочки четвертного вала, полки второго четвертного вала и опять полки. Три верхних облома по высоте одинаковы.
Над карнизом на углах восьмерика размещены тумбы, без баз, но с капителями, образованными двумя обломами: четвертным валом и равной ему по высоте полкой. Между тумбами, на каждой стороне восьмерика находится по четыре балясины, с базами и капителями; первые имеют прямоугольную форму, последние повторяют обломы капителями тумб, а тело балясин представляет сильно вытянутый по большой оси эллипс.
Тумбы и балясины как бы прилеплены к стенке, одинаковой с ними высоты, которая заканчивается вверху едва выступающей полкой и словно соединяет те и другие в одно целое.
Обработка окон нижнего восьмерика представляют два чередующихся варианта одного общего мотива. Просветам окон на восточной, западной, северной и южной сторонах придала форма вытянутых восьмиугольников, окаймленных со всех сторон, кроме нижней, врезной рамкой. Вплотную к рамкам приставлены трехчетвертные колонки, опирающиеся на кронштейны точно такой же формы, как у угловых колонн, и увенчанные капителями. Последние состоят из двух частей: нижней, отвечающей эхину и образованной четырьмя обломами, и верхней — абака.
Капители прикрыты шапками в виде усеченных пирамид. Между капителями протянута соединяющая их горизонтальная тяга такого же профиля, служащая подножием для полуциркульного разрезного фронтончика, в разрезе которого помещена небольшая шишка. Отличие окон промежуточных стен заключается в следующем: просветы у них прямоугольные, кронштейны колонок не имеют вида крючьев, хотя также соединены между собою узким гуськом (рис. 16), и, наконец, общие очертания их разрезных фронтончиков имеют формы трапеций.
Переход от первого восьмерика ко второму покрыт по стропилам на восемь скатов.
Низ второго восьмерика имеет ту же обработку, что верх нижнего, с тою только разницей, что базы балясин соединены между собою и с угловыми тумбами одною невысокой полкою. Такое повторение одного и того же декоративного приема несколько скучно. Следует, однако, заметить, что во втором восьмерике прием вполне уместен; здесь он напоминает настоящую балюстраду. В нижнем же восьмерике такая обработка была бы правдива только в том случае, если бы над ним имелась окружная площадка, — род балкона. Впрочем, устройство такого балкона вполне возможно, и это отчасти может оправдать выбор именно такой архитектурной декорации.
Просветы второго восьмерика (рис. 17) вверху полуциркульные и украшены кокошниками, тяги которых соединяются вместе и подперты на углах восьмерика колонками на крючьевидных кронштейнах — этим лейтмотивом всей архитектурной отделки храма. Над вторым восьмериком высится сомкнутый свод, служащий основанием для третьего восьмерика; последний, как и все вылежащие части, играет исключительно художественную роль, так как не имеет сообщения с колокольней. Обработка третьего восьмерика аналогична обработке нижних: углы прикрыты колонками на кронштейнах; последние имеют ту же форму, что кронштейн колонок у тех окон первого восьмерика, которые украшены фронтонами трапециевидной формы.
В стенах восьмерика сделаны сильные прямоугольные впадины, изображающие окна; для полноты иллюзий, днища впадин раскрашены в виде оконных переплетов, но ухищрение это имеет очевидно более позднее происхождение. Обломы карниза этого восьмерика очень мелкие; второй из них, считая снизу, обогащен прямоугольными зубчиками, а верхний – дуговыми.
Покрытие восьмерика составляет шатер, ребра которого украшены валиками, упирающимися в карниз, над которым высится четвертый, последний восьмерик. Его углы прикрыты не колонками, а просто трехчетвертными валиками и стороны оставлены гладкими, вследствие чего венчающий карниз, составленный из многих мелких обломов, кажется более богатым, чем в действительности. Еще до самого последнего времени над верхним восьмериком возвышались старинные луковицы, яблоко и крест; осенью же 1905 г. они были снесены ураганом, причем крест при падении раскололся на мелкие куски. К счастью, у меня имелась фотография колокольного храма, снятая до катастрофы (рис. 18), так что при ремонте я имел возможность сделать почти точную копию как луковицы, так и венчающего ее стройного четырехконечного креста (рис. 18). Нельзя не упомянуть, что яблоко древнего креста имело форму не шара, а эллипсоида вращения, что указывает на хорошее знакомство наших старинных мастеров с законами перспективы, или, по меньшей мере, на умение пользоваться ими на практике.
Остается только сказать, что в старину кровли Чиркинского храма были покрыты прекрасной поливной черепицей (рис. 19) . Полива была двух цветов, зеленая и желтая, совершенно тех же оттенков, как на Московской Сухаревой башне. Размеры черепицы следующие: длина— 0,11 саж[ен], ширина – 0,0525 с[ажен], а толщина чуть-чуть более полусотки. Вверху каждой черепицы проделана круглая дырка для прикрепления к опалубке или обрешетке; полива покрывает только часть лицевой стороны от вырезного низа до линии упомянутой выше дырки.
Черепичные кровли колокольного храма заменены железными, вероятно, сравнительно недавно 30, потому что церковный староста показывал мне целую кучу обломков черепицы, среди которых попадаются и цельные, прекрасно сохранившиеся.
Я уже заметил выше, что между внешним видом колоколенной церкви Василия Великого и Вознесенской церковью села Коломенского есть некоторое сходство, обусловливаемое, конечно, общностью плана; поэтому сходство заметно только между нижним ярусом Чиркинской церкви и вторым ярусом Коломенской; здесь кроме общности масс аналогична и обработка углов. Можно еще указать на однородное венчание третьих ярусов, состоящее из кокошников, хотя в Коломенской церкви над каждой стороной восьмерика помещено по два кокошника, в Чиркинской же — по одному.
Во всем остальном, композиция Чиркинского колоколенного храма является совершенно самостоятельна и может отчасти служить указанием для определения времени его постройки.
Шатровый тип колоколен первых двух царей династии Романовых (1613 — 1676) уже в середине царствования Алексея Михайловича начинает, благодаря указанным в начале этого очерка причинам, преобразовываться: постепенно уменьшается и, наконец, совершенно исчезает их чисто русский мотив — шатер — и заменяется купольным сводчатым покрытием.
Последовательный ход этой трансформации описан в упомянутой выше статье профессора Султанова, указывающего между прочим, что Чиркинская колокольная церковь по расположению своих главных масс является очень редким образцом одной из переходных ступенчатой трансформации и что другим таким образцом служит колокольня церкви Петра и Павла на Волжском берегу в Ярославле. Действительно, на прилагаемом рисунке 20 31 видны общие черты, заставляющие отнести обе колокольни к одной и той же стадии развития нашего зодчества, приурочиваемого к XVII-му веку.
Но не только общие массы обеих 32 Чиркинских церквей, но и характер их архитектурного убранства свидетельствует о том, что строитель не избегнул влияния новых веяний, проникнувших в русское зодчество и успевших к концу ХVII-го столетия глубоко в нем укорениться.
Таким образом, определение времени постройки как колокольного храма, так и церкви Покрова Богородицы, по-видимому, не представляет никаких затруднений, если судить об этом по одним лишь архитектурным приемам. Но в действительности с этим соглашаются не все; так автор сочинения «Род Шереметевых» А. П. Барсуков в 6-й книге своего труда оспаривает мнение профессора Султанова о построении церкви Покрова Богородицы в конце ХVII-го века и относит этот факт на целых полтораста лет назад, т. е. к 1-й половине ХVI-го столетия.
Основанием А. Барсукову для такого предположения служат следующие данные 33:
1) Выпись из писцовой книги, составленной до 1650 года, в которой значится, что в селе Чиркине была «церковь каменна Покров Пречистые Богородицы да придел Василья Кесарийского; другой придел Андрея Крицкого; третий придел Николы Чюдотворца — и всего за Борисом Петровичем Шереметевым село, да три деревни, а в селе церковь каменная с тремя приделы 34…».
2) Писцовая книга Коломенского уезда 1578 года: — «старая их вотчина: село Чиркино, на речке Городенке, а в нем церковь Покров Пречистые Богородицы, каменна, да придел Василий Кесарейский да другой придел Андрея Критцикого, да третий Никола Чудодотворец, почет делать, а не свершен, камень».
3) Находка у Покровской церкви двух описанных выше надгробных плит, относящихся к 1553 и 1609 годам.
4) Отсутствие сведений о пожарах в селе Чиркине.
5) Общая примета о том, что первый (в данном случае во имя Андрея Критского) придел в храмах чаще всего посвящается храмоздателем своему ангелу, а следующий (в данном случае, Василия Кесарийского) – ангелу своего родителя.
и 6) Духовное завещание Василия Борисовича Шереметева, в котором говорится: «По смерти моей, тело мое грешное погрести в вотчине моей, идеже родители наши погребены, в Коломенском уезде, в селе Чиркине, при церкви Покрова Пресвятые Богородицы». (Отец В. В. Шереметева скончался 1650 году).
Основываясь на этих данных, А. Барсуков опровергает слова Н. В. Султанова, что Чиркинские церкви «никак не старше самого конца XVII века», считает строителем церкви Покрова Богородицы боярина Василия Андреевича Шереметева, жившего в первой половине ХVII-го столетия и, между прочим, говорит (стр. 90): «но мы знаем документально, что она (церковь Покрова) существовала в настоящем ее виде уже в 1578 году».
Что же касается непосредственно интересующего нас подколоколенного храма Василия Великого, то А. Барсуков, не противореча Н. В. Султанову, относит время его постройки к концу ХVII-го века, уже по смерти погребенного в нем Боярина Василия Борисовича, т. е. после 1682 года.
Чем же объяснить разногласие наших двух маститых ученых, и на чьей стороне правда? —Вовсе не считая себя достаточно компетентным, чтобы играть роль третейского судьи, я хочу только привести некоторые соображения, которые, как мне кажется, могут хоть немного помочь в выяснении этого спорного и крайне интересного вопроса.
Ссылаясь, по-видимому, главным образом, на писцовые книги 1578 и 1650 годов, Барсуков говорит, что церковь Покрова Богородицы существовала в настоящем ее виде уже в 1578 году, а между тем в этих книгах говорится о трехпридельном храме, тогда как существующий ныне храм имеет всего лишь два придела, из которых только один посвящен одному из тех святых, что перечислены в писцовых книгах — это придел Николая Чудотворца; другой придел посвящен Петру и Павлу, вовсе не упоминаемым в писцовых книгах. Предположить, что третий придел существовал в одном из боковых апсид, обозначенных литерами M или N (рис. 2 ) — нельзя, так как вследствие незначительной ширины всех трех пролетов 35,соединяющих алтарь с храмом, негде было бы устроить боковые врата не только в боковых, но и в среднем пролете. Существование же четвертого престола в самостоятельном приделе, который мог быть сравнительно недавно уничтожен, весьма сомнительно, потому что на существующих ныне фасадах храма не видно никаких следов такого придела 36. Да и где он мог существовать? — ни с одной стороны храма (смотри план) его нельзя пристроить.
Таким образом, план храма, упоминаемого в писцовых книгах, не соответствует плану существующего в настоящее время.
Отсутствие упоминаний о пожарах не может служить основанием для отрицания коренной перестройки храма, так как таковая могла быть вызвана не пожаром, а просто ветхостью, грозившей обрушением храма.
Совпадение имени и отчества боярина Василия Андреевича с именами святых, которым были посвящены приделы, перечисленные в писцовых книгах, по-видимому, действительно указывает, что этот боярин был строителем церкви, упоминаемой в приведенных выписках; но это опять-таки не может служить доказательством того, что именно эта церковь сохранилась до настоящего времени, тем более, что существующие теперь приделы посвящены не Василию и Андрею. Переименование же приделов без коренного переустройства храма, насколько мне известно, совершенно не в обычае русского народа.
Надгробные плиты 1553 и 1609 годов, а также слова боярина Василия Борисовича в его духовной указывают лишь на то, что в Чиркине с давних пор существовал храм, вокруг которого хоронили, но это нисколько не исключает возможности коренной его перестройки. Ведь сам же Барсуков говорит, что подколоколенный храм, в котором покоится прах Василия Борисовича, был выстроен после его смерти; следовательно он допускает возможность не только перестройки храма вблизи («при церкви Покрова»), но и даже совершенно новую постройку над могилой.
Из всего сказанного можно заключить, что в нашем распоряжении нет неопровержимых документальных данных, позволяющих отнести постройку существующей ныне церкви Покрова ко времени боярина Василия Андреевича, т. е. к первой половине ХVI-го века.
Теперь обратимся к свидетельству архитектурных форм.
Я уже говорил выше о разительном сходстве как конструктивных приемов, так и декоративного наружного убранства обеих Чиркинских церквей; сходство это заставляет предполагать, что церкви эти выстроены не только в течение одной и той же эпохи, характеризуемой определенным выраженным стилем, но и одним и тем же зодчим.
Если теперь согласиться со словами А. П. Барсукова, что колокольня Василия Великого была выстроена в конце ХVII-го века, то к этому же времени надо отнести и постройку, вернее перестройку, и церкви Покрова. Да на это указывает и весь облик церкви и все ее детали, почти совершенно утерявшие характерные черты построек начала XVII-го столетия.
Итак, приведенные соображения заставляют предположить, что на месте нынешнего храма Покрова существовал храм еще в ХVI-м веке, но что он был коренным образом перестроен в самом конце XVII-го столетия и притом одновременно с постройкой колокольни. Что же касается окончательного выяснения этого вопроса, то его можно достигнуть только после раскопок вокруг храма Покрова, которые, надо надеяться, когда-либо и будут произведены.
Я позволил себе несколько отклониться от описания колоколенного храма только потому, что вряд ли когда мне представится другой удобный случай напомнить о весьма интересной церкви Покрова Пресвятые Богородицы,— которую, повторяю, не мешало бы подробно измерить и описать.
Теперь вернемся к колокольне. Нам остается рассмотреть только ее иконостас, который мне, к сожалению, не удалось сфотографировать вследствие его большой высоты и незначительной площади, занимаемой церковью, требовавших для этого устройства специальных подмостьев, на что у меня не имелось ни средств, ни времени. Пришлось ограничиться лишь наброском общих масс рисунком, исполненным Иванчиным-Писаревым, который я здесь привожу (рис. 21).
По характеру деталей и общего приема композиции, колоколенный иконостас совершенно однороден с главным иконостасом церкви Покрова и безусловно имеет родственные черты с иконостасом в приделе Петра и Павла. Но последний, по-видимому, древнее двух первых, хотя Иванчин-Писарев 37 относит его к ХVIII-му столетию, а два первых иконостаса – к ХVII-му, причем называет их «величественными и преузорочными, как все чисто византийские» (?!).
Основываясь на местном предании, Иванчин-Писарев говорит, что оба они исполнены по замыслу боярина Василия Борисовича, тогда как из предыдущего мы знаем, что сама колокольня построена уже после его смерти. Если же судить но рисунку деталей, совершенству техники в их исполнении и, наконец, общему замыслу, то как Покровский иконостас, так и колоколенный, следует отнести, скорее, к началу или даже середине ХVIII-го столетия, когда «обронная» 38 резьба, бывшая в конце XVII-го века только что появившимся новшеством, успела укорениться в России и уже имела своих опытных и искусных местных мастеров; резьба же иконостаса в приделе Петра и Павла хотя и близка по общему характеру к резьбе предыдущих иконостасов, что, как рисунок ее, так и исполнение, значительно уступают в совершенстве.
Что касается общей идеи колоколенного иконостаса, то она, очевидно, принадлежала опытному и талантливому мастеру, сумевшему справиться с трудной задачей спроектировать узкий и очень высокий иконостас, который хорошо вязался бы с относительно большой высотой подколоколенного храма. Задача решена безусловно хорошо, благодаря удачной мысли разместить иконы не обычным способом рядами, а уступами, поднимающимися к центру 39.
Последнее обстоятельство, как мне кажется, также указывает на более позднюю эпоху происхождения иконостаса, нежели ХVII-го век, в котором, насколько мне известно, такое отступление от старинного обычая, по-видимому, не допускалось.
Все резные части иконостаса вызолочены, а гладкие поверхности выкрашены черной краской; в общем сам по себе прием эффектный, выгодно оттеняющий иконы, но в связи с белыми стенами храма кажется слишком вычурным и не совсем им отвечающим. Особенностью иконостаса является большая резная оленья (скорее, лосиная) голова, между рогами которого помещена резная же чаша. Это символическое изображение очень красиво заканчивало бы стройный иконостас, если бы над ним не возвышалась вырезанная из доски и раскрашенная плоская фигура Спасителя, восстающего из гроба; фигура совершенно излишняя и бесцельно (с художественной точки зрения) вытягивающая вверх пропорциональный и стройный иконостас.
Иконостас сравнительно недавно ремонтирован, но в настоящее время уже опять начинает лупиться и обсыпаться, потому что церковь не имеет печей, а позолота по мордану не выдерживает низкой температуры.
К чести местного священника и церковного старосты следует заметить, что они всеми силами заботятся о ветхом колоколенном храме и стараются отыскать средства на поддержание его; поэтому можно надеяться, что этот интересный памятник старо-русского зодчества еще долго будет возвышаться над могилой многострадального боярина и напоминать редким посетителям села Чиркина о его древнем владельце, так много поработавшем на благо России.
Мих. Красовский.
- Иванчин-Писарев. Прогулка по древнему Коломенскому уезду 1843. А. П. Барсуков. Род Шереметовых. Книга шестая 1892 г. Н. В. Султанов. Памятники древнего зодчества в Коломенском и Бронницком уездах, Московской губернии. “Зодчий” 1883 года. – Прим. источника.[↩]
- По-видимому, конца XVII-го века. – Прим. источника.[↩]
- Во имя Николая Чудотворца. – Прим. источника.[↩]
- Размеры плана взяты на глаз, с соблюдением лишь общих пропорций. – Прим. источника.[↩]
- Например, по устройству парусов. – Прим. источника.[↩]
- Диаметр купели около ¾ аршина. – Прим. источника.[↩]
- 2,045 х 2,03 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Ширина — 1,57 саж[ен], глубина — 0,71. – Прим. источника.[↩]
- План главной части церкви в селе Коломенском залит на рис. 5-м сплошь; крыльца и галереи заштрихованы. – Прим. источника.[↩]
- Нижние основания — 0,645 саж[ен]; высота южной — 0,21, западной — 0,24 и северной — 0,39. – Прим. источника.[↩]
- Ниша 5 = 1,0 5 x 0,52 саж[ен]. Ниша 6 = 1,02 x 0,50 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Восточная сторона четырехугольника = 0,34 саж[ен], западная — 0,37, северная — 1,02 и южная — 1,035 саж[еней]. – Прим. источника.[↩]
- 5 вершков в стороне квадрата. – Прим. источника.[↩]
- 0,40 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Александр Барсуков. Род Шереметевых. Книга восьмая. СпБ. 1904 г. – Прим. источника.[↩]
- Извлечена из разобранного наружного алтарного контрфорса. – Прим. источника.[↩]
- 0,40 саж[ен]. – Прим. источника[↩]
- Около 0,65 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Около 6,30 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Средний = 0.50 саж[ен], южный = 0,335 саж[ен], и северный =3 0,40 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- 0,07 x 0,075 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Иванчин-Писарев полагает, что первоначально имелось только одно окно, а именно верхнее, теперь заложенное; но в таком случае нужно допустить, что наружная обработка (смотри ниже) нижних окон алтаря сделана впоследствии не одновременно с остальной отделкой колокольни, а между тем, не имея вполне определенных данных, я не решился бы это утверждать.[↩]
- 0,275 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- 0,26 саж[ен]. – Прим. источника.[↩]
- Такой же ширины, как и впадина. – Прим. источника.[↩]
- Заложенное изнутри церкви. – Прим. источника.[↩]
- Тихвинский Богородицкий мужской монастырь. – Прим. источника.[↩]
- 6 вершков. – Прим. источника[↩]
- Отклонение вызвано необходимостью обойти нишу № 4.[↩]
- По крайней мере, при Иванчине-Писареве, т. е. в 1843 году, они еще существовали. – Прим. источника[↩]
- По рисунку А. А. Алексеева. – Прим. источника.[↩]
- На общность стиля двух Чиркинских церквей, свидетельствующего об единовременности их постройки, я указывал выше. – Прим. источника.[↩]
- А. Барсуков. Род Шереметевых. Книга шестая. – Прим. источника.[↩]
- Выделено в источнике. – Прим. Stupinsky.ru.[↩]
- Ширина среднего в —2 ар[шина]; боковых а и с—1 ар[шин] 14 верш[ков]. – Прим. источника.[↩]
- Должен оговориться, что исследования почвы вокруг храма, с целью отыскать фундаменты третьего придела, я не производил. – Прим. источника.[↩]
- «Прогулка по древнему Коломенскому уезду.»Москва 1843 г.[↩]
- Барельефная. – Прим. источника.[↩]
- Этим же приемом мастер воспользовался и для Покровского иконостаса. – Прим. источника.[↩]
