О Данилушке из Шкини (Даниле Коломенском) – из Сочинений Василия Васильевича Селиванова / Изд. под ред. и с примеч. Ал. Вас. Селиванова. Т. 1-2 – Селиванов, Василий Васильевич (1813-1875).
Примечание. Василий Васильевич Селиванов – писатель, из семьи Зарайского уездного предводителя дворянства. Владел имением в Зарайском уезде.
В бытность мою в Коломне обратил мое внимание человек средних лет, без шапки, в одной рубахе и портах – босиком, несмотря на довольно сильный мороз. Он спокойно бродил по базару, встречные кланялись ему приветливо; и несмотря на то, что он ни у кого ничего не просил – многие подавали ему деньги, которые он опускал прямо за пазуху, т. е. за ворот рубашки. Вот что я узнал об этом загадочном человеке.
Его зовут Данилом Ивановым, от роду ему около 30 лет. В самые трескучие крещенские морозы он не изменяет своего костюма, состоящего буквально из одной рубашки и портов. В самый страшный холод, если его попросят постоять у воза покараулить, пока хозяин этого воза имеет надобность отлучиться по каким-нибудь делам на довольно долгое время, он с удовольствием остается караулить – и стоя на снегу босыми ногами остается так спокоен, как при таких же обстоятельствах стоял бы на теплой земле в мае или июне месяце. Говорят, что только снег обтаивает около его ног, а ноги не страдают, и когда проходящий какой-нибудь мужчина или сердобольная купчиха, закутанная в лисий салоп, сделают ему замечание: «никак ты, Данилушка, озяб!..» – «Сам ты озяб, или сама озябла», – ответит он и продолжает караулить, пока поручивший ему не возвратится к своему возу.
Ни вина, ни пива он не берет в рот буквально, но до чаю охотник большой. Все горожане, идя в трактир, для чаепития, при встрече с Данилой всегда приглашают его с собой и угощают чаем. Он пьет его с большим удовольствием; пьет до поту и сейчас же выходит на мороз, не зная простуды. Положим, что к холоду человек привыкнуть может, как и всякое другое животное не знает ни печи, ни кровли, ни одежды; но в Даниле что еще странно: он ложится без всякой подстилки на изразцовую лежанку, до того горячую, что никто другой не в состоянии на две минуты прислонить к ней ладонь, чтобы не страдать от жары, а он ляжет и спит всю ночь так же спокойно, как на прохладном матрасе или теплом пуховике.
Денег он никогда не просит, но ему всякий подает с удовольствием. Он принимает все, но сдачи давать терпеть не может. Он бросит назад подавшему целковый, но сдачи не даст. Собранные деньги раза два или три в год он относит в церковь села Шкинь, откуда он уроженец. Говорят, что тысяч до пяти он наберет в год ассигнациями и все это не выходя из Коломны. Его иждивением или на собранные им деньги в Шкини выстроена кругом церкви высокая каменная ограда и отлит новый значительной величины колокол.
Счету он в деньгах не знает или не хочет знать, а что соберет в продолжение дня, то, возвратясь к вечеру в тот дом, где по христианскому человеколюбию один из коломенских купцов дал ему приют, отдает без счета на сохранение молодой хозяйке, а от нее получает в свое время вдруг набранные им деньги и относит в Шкиньскую церковь.
Родители его были закоснелые раскольники. Желая отвратить его от православия, они его били без милосердия и, наконец, выгнали из дома. Но недолго они жили по изгнании сына. Говорят, что потолок их избы внезапно упал и задавил их. Сколько любят его православные, столько ненавидят раскольники. При всяком случае на него сыплются от них самые злые насмешки, ядовитые попреки и ругательства, заставляющие и его выходить из себя. Как ни тих и не кроток Данило, так рассказывает один горожанин, но я без ужаса не могу вспомнить, как он, раздраженный раскольниками, начал со всего размаху колотиться головой о каменную стену одного дома; казалось, череп его каждую минуту должен был разлететься… Я думаю, что он ударился не менее раз двадцати, и когда окончил это истязание над собою — обратился к своим врагам и спокойным голосом спросил их: «Ну что, довольны ли вы?»
